Глава 7: Ночь большого огня.

«Верным мы несем надежду,

 нечестивым - пламя».

Кастелян-очиститель Кроу

Есть в жизни каждого человека переломные моменты. Вот, например, учится студент три года прилежно, сдает все вовремя, участвует в конференциях, жует гранит высшей науки так, что аж за ушами трещит. А потом, вдруг раз – начинает неделями не появляться на занятиях, резко толстеет (или наоборот - худеет), рвет контакты с друзьями и, чтобы не отчислили нафиг, уходит в академический отпуск на неопределенное время. А все из-за чего? Да потому что в один переломный для него момент, вышеупомянутый студент подумал: «Интересно, что это за ерунда такая – World of Warcraft?» и кликнул ссылку в Google. И все, человек еще движется, питается и испражняется, но в остальных аспектах он мертвец, просто еще не знает об этом.

            Бывает и наоборот. Живет себе какой-нибудь синюга, трудится дворником или сантехником, за плечами детдом и судимость, из развлечений – черно-белый телевизор доперестроечного выпуска и водка, из жизненных перспектив – только медленно сгнить. И так день за днем. И однажды, после ночи в «обезьяннике» куда его упекли за драку, он встречает в подъезде выброшенного хозяевами щенка. Щенок по простоте душевной ластится к нему, облизывает морщинистые, покрытые наколками руки. И вся та нерастраченная теплота, что десятилетиями загонялась как можно глубже, внезапно прорывается на этот наивно виляющий хвостом комочек меха. И когда наш синюга загнется, наконец, от цирроза, найдется кто-то, кто искренне оплачет его вырытую за казенный счет могилу. А то, что это не человек – дело десятое.

            Что же именно ждало Шута – он не знал, но животные инстинкты твердили, что чистеньким из этого переплета выбраться не удастся. Глядя в окошко служебного автобуса, куда ему удалось пробраться под видом техника, благо униформа была одинаковой, он наблюдал за гаснущим закатом, на фоне которого висел огромный сложной формы кубик. Ну, не совсем кубик, по-умному эта штука называлась октаэдром, но самого Шута волновало лишь то, что это – Ангел, причем Ангел способный проплавить трехсотмиллиметровую титановую пластину за три секунды. А ему самому, вместо того что бы на правах гражданского отсиживаться под надежными бронеплитами убежища, придется находиться чуть ли не в эпицентре предстоящей битвы. Конкретного плана он не знал, но по обрывкам услышанных в штаб-квартире мыслей мог предположить, что эта Кацураги исхитрилась достать какое-то там позитронное орудие, и перенаправить на его конденсаторы энергию со всего острова Хонсю. Каким образом эта суперпушка работала – для Шута оставалось загадкой. Скудных остатков школьного курса физики хватило на то что бы вспомнить, что позитрон при столкновении с электроном превращается в чистую энергию, а электронов в том же воздухе пруд пруди. Он попытался представить, что произойдет при попытке выстрелить из такого орудия. Воображение услужливо рисовало разнообразные по содержанию, но не по значению картины «Большого Бума». Что же, остается только надеяться, что на этот раз она не сглупит так, как днем, когда бросила Еву-01 в бой без разведки.

            Выгрузившись из автобуса вместе с большой группой инженеров, Шут потихоньку отделился от общей толчеи, которую сопровождала подготовка энергетических линий и, стараясь держаться на участках с тенями поглубже, направился к спешно оборудуемой огневой позиции. «Топтунов», нигде поблизости не было видно, ни обычным зрением, ни внутренним, а значит - можно было спокойно развалиться на земле, глазеть на полускрытые облаками звезды и пытаться наслаждаться последними часами покоя. Покосившись в сторону, он заметил выбирающиеся из под земли исполинские фигуры Евангелионов. Ноль-Первый был пока безоружен, а вот Нулевой нес на левой руке что-то отдаленно напоминающее по форме каплевидный старорусский пехотный щит. Отдаленно – потому что в его очертаниях угадывались помимо прочего крылья, нос и корма. А ведь похоже на… Шут мотнул головой, отгоняя невозможную мысль. NERV, конечно, контора довольно эксцентричная, но не настолько, что бы использовать кусок корпуса «Спейс Шаттла» в качестве щита.

            Оглянувшись, Шут пристроился за небольшим пригорком, который давал какую-никакую защиту от Ангела. Конечно, если он, руководствуясь своей нечеловеческой логикой, решит прикончить именно его, тут и каменный утес не поможет, но от шальных брызг расплавленного металла этот холмик может и спасти. Он сел, облокотившись спиной на покрытый редкой травой крутой склон, закрыл глаза и стал психическим зрением осматривать окрестности. Сосредоточено трудящиеся неподалеку люди лучились страхом самых разных оттенков – животный страх перед чудовищным Ангелом, понятный и простительный страх смерти, хорошо контролируемый страх высококлассных профессионалов перед ошибкой в очень ответственном деле. Психический свет каждого из них был слаб по отдельности, но в сумме создавал укутывающее склоны ближайших холмов дымчатое мерцание, которое не могло затмить не в пример более яркое свечение Рамиэля. Не смотря на правильную геометрическую форму физического облика, в психическом спектре он выглядел как пульсирующая сфера болезненно-ультрамаринового цвета, чей мертвенный свет даже с расстояния нескольких километров вонзался в чувствительный мозг псайкера подобно тупой угле. Неспешно бредущие к горе Футаго Евы имели такие же очертания, как и в реальности, но казались словно сотканными из замкнутых друг на друга потоков алого света. Впервые Шут видел их вот так, бодрствующими и направляемыми. Несмотря на явное родственное сходство, Шут мог ощутить разницу их характеров. Закованный в узы, созданные душой Икари Юи, связанный ментальным присутствием Синдзи гнев Ноль-Первого, готовый обрушиться на всякого, кто посмеет бросить ему вызов; он не был лишен какого-то оттенка благородства, но сжигал все, с чем соприкасался. Однажды он сожжет и пилота, и Шут понадеялся, что это произойдет не раньше смерти последнего Ангела. Нулевой был другим: ужасающая квинтэссенция иссушающей, неизбывной ненависти, которую сейчас с таким трудом сдерживала Рей; эта ненависть зародилась тогда, когда, наверное, сами блестящие в вышине звезды были молодыми, и лишь одновременно с ними она и умрет.

            «Как же это выдерживает Рей?» - подумал Шут. – «Ведь все-таки человеческое тело слишком ограниченное и несовершенное, оно не дает воспользоваться всей скрытой силой души Пра-Ангела».

            Мысли о Рей напомнили ему, зачем он сюда собственно пришел. Он несколько раз глубоко вдохнул, набираясь храбрости, и потянулся разумом к Нулевому, к контактной капсуле, туда, где голубоволосый Ангел в этот самый момент боролся с волей Евангелиона.

            «Я пришел», - шепнул он, мало-помалу вливаясь в эту борьбу.

            Ответом было лишь безэмоциональное подтверждение со стороны Рей и яростный рык Нулевого, которого теперь подавляли сразу два сознания. Шут сосредоточился, собирая свою волю в единый психический пресс, который бы мог хоть немного удержать Евангелион. И пусть присутствие Шута на пока еще большом расстоянии ощущалось слабо, пусть его силы были почти ничем по сравнению с мощью Рей, но именно это крохотное усилие было той метафизической соломинкой, что ломает спину верблюда.

            Продолжалось это не слишком долго. Евы прибыли на позицию и улеглись на землю, а пилоты усыпили своих скакунов, выбрались из капсул и отправились на брифинг. Шут возвратил сознание в собственное тело и вытер с лица холодный пот. Контакт с Нулевым в присутствии Рей, в отличие от авантюрной выходки сегодня утром, не нес прямой угрозы, но все равно было необходимо напрягать все силы, что бы удержать эту могучую сущность под контролем. Интересно, а что будет в бою?

            Невыносимо медленно тянулось время в ожидании битвы. Ночная темнота постепенно забирала окрестности в свои объятия, последние лучи закатного солнца давно потухли, а теперь вслед за ним гасли виднеющиеся вдали огни ближайших пригородов. Голову развалившегося на жесткой земле Шута понемногу начали заполнять совершенно неуместные в такой опасный момент мысли. Мысли, что придется провести следующие несколько рабочих дней в нестиранной форме. Или что книжный магазин неподалеку от четвертого жилого блока может быть разрушен в ходе сражения. Тогда ему еще нескоро удастся прочесть рассказы о загадочном Некрономиконе, отчаянных исследователях и древних расах, о которых он столько слышал. А может, под руинами будет погребена даже его служебная комнатушка, к которой он уже начал привыкать, пусть та и была тесной и нищенски обставленной. Единственной мыслью, которую он от себя старательно гнал, была мысль о его собственной смерти. Что, если высокотехнологичное и сложное оружие, которое с таким трудом смонтировали и обеспечили энергией, даст осечку? Что, если Ангел ухитрится уничтожить Евы несмотря на могучее АТ-поле и наскоро сооруженную защиту? Что, если Нулевой превозможет их с Рей волю и самовольно выйдет из боя? Справятся ли Ноль-Первый, Юи и Синдзи сами?

«Слишком много «если», - мрачно подвел итог псайкер. – «Я вынужден бежать по лезвию ножа вместе со всеми этими людьми, и что самое мерзкое – я разделю их судьбу, если хоть кто-то допустит ошибку».

От нечего делать он снова обратил внимание на пилотов. Те сидели у своих Ев и молчали. Рей была собой. За непрошибаемым ментальным барьером ее души нельзя было разглядеть ничего. Да и лицо в этот момент вряд ли проявляло эмоций больше обычного. волю и оружие даст осечку? Что, если Ангел ухитрится уничтожить Евы несмотря на могучее АТ-полеСиндзи же явно боялся, и Шут даже не мог его за это винить. В конце концов, не каждому удается побывать под обстрелом сверхтяжелой плазменной пушки и остаться в живых. Но при этом к его страху перед болью примешивалась добрая толика беспокойства за Рей. Что-то случилось между ними не так давно, и он чувствовал себя вдвойне неловко потому, что ей приказали защищать его от ангельской атаки собственным телом. Заинтригованный, Шут «подключил» свое восприятие к мозгу пилота, подслушивая разговор его же ушами.

- …это не беспокоит?

- Для меня это связь.

- С моим отцом?

- Со всеми людьми. У меня ничего больше нет. Это все равно, что умереть.

Несколько секунд ничего не было слышно. Затем молчание нарушил тихий голос Рей.

- Ты не умрешь – я буду защищать тебя. Нам пора. Прощай.

Шут оборвал ментальный контакт, обливаясь холодным потом. Его можно было понять – начиналась боевая операция.

Евы медленно поднялись с земли и заняли подготовленные позиции. Ноль-Первый залег с пушкой за небольшим заградительным валом, Нулевой с щитом в руках присел чуть впереди и справа. Шут зажмурился, унимая нервную дрожь, потуже съежился за холмиком и снова потянулся к разуму Евангелиона, концентрируясь на подавлении его воли, облегчая Рей установление полного контроля. Гигант безмолвно ревел, но против двоих уже ничего поделать не мог. Словно издалека Шут различал в ментальном пространстве резкие команды, отдаваемые голосом Кацураги и взволнованные рапорты технического персонала, а собственное тело едва ощущал.

«Щит продержится семнадцать секунд», - выплыла из ослабившего защиту в ходе синхронизации сознания Рей услышанная на брифинге фраза. – «На перезарядку пушки уйдет двадцать секунд. Синдзи, постарайся попасть с первого раза».

«Двадцать минус семнадцать будет три», - блеснул знанием арифметики Шут. – «За аналогичное время Рамиэль успел проплавить в Ноль-Первом порядочную дырку и довел Синдзи до болевого шока. Только бы он попал с первого раза. Я ведь сейчас частично связан с разумами Рей и Нулевого. А значит, их ощущения частично передадутся и мне. Черт, только бы он попал…»

Голос Кацураги между тем отсчитывал секунды до выстрела:

- Пять.

Спокойно. Просто успокойся и делай то, зачем тебя сюда позвали.

- Четыре.

В конце концов, ты все равно ничего не сможешь поделать при всем желании.

- Три.

Ага, только в этом как раз и дело. Ужасное ощущение.

- Два.

Истеричный выкрик на самом краю слышимости:

- Внутри объекта зафиксирована высокоэнергетическая реакция!

«Не успели?!»

И сильный грохот, донесшийся с позиции Ноль-Первого. По какому бы принципу не работала позитронная пушка, шума она создавала немало. Слабая вспышка выстрела на краткий миг озарила окрестности, а потом откуда-то сбоку прогремел огромной силы взрыв, накатила волна горячего воздуха – Ангел промахнулся буквально чуть-чуть.

- Промахнулись! – в голосе Мисато сквозила самая настоящая паника. – Перезарядить орудие! Начать охлаждение ствола!

«Ангел не станет ждать, пока мы его убьем», - мелькнула запоздалая мысль. – «А это значит, что…»

Додумать Шут ничего не успел. Дикая картинка перед его глазами, являвшая собой причудливую смесь собственного и Нулевого зрения, дернулась, когда Рей загородила собой Ноль-Первого, а потом к его рукам словно прижали раскаленные пластины.

«Черт, больно!»

Неизбежная издержка соприкосновения душ. И если он, соединенный с Нулевым лишь бесконтактным каналом, сейчас с трудом сдерживал крик, что же чувствовала Рей?

«Перезарядка займет двадцать секунд».

Щит ни черта не защищал, вдобавок поток плазмы частично огибал его по краям. Нулевой уже даже не ревел, а истошно и оглушительно вопил в своем ментальном пространстве. Ему приходилось тяжелее всех, это его сейчас сжигал плазменный шторм, его плоть жарилась заживо под броневыми пластинами, удерживая раскаляющийся щит. Рей пока держалась, направив все усилия на то, что бы удержать контроль над беснующимся от боли существом.

«Девятнадцать секунд… надо выдержать…»

Рей испустила тихий стон. Какими бы божественными силами не обладала ее душа, человеческое тело в этот момент сполна проявило свою хрупкую природу. Находясь в жидкой среде LCL, она рисковала свариться заживо даже при успешном исходе операции, и даже спустя всего две секунды она чувствовала, Шут чувствовал, что в капсуле становится теплее.

«Восемнадцать секунд… всего лишь восемнадцать секунд…»

Шут скрючился на земле, стиснув зубы так, что сводило челюсти. Потерпи еще немного. Тебе ли не знать, что такое боль? Да то, что ты чувствуешь сейчас, сущая ерунда по сравнению с психическим пробуждением. Когда ты висел в пустоте, а глаза выгорали в незримом огне – вот тогда было больно. И когда лежал в больнице, с замотанным бинтами лицом, а в непривычный еще мозг врезались несмолкающие ни на секунду голоса – тогда было больно. А это что? А это… это тоже больно.

«Семнадцать секунд… медленно, слишком медленно…»

Не ослабляй волю, сохраняй контроль, не дай Нулевому вырваться, хоть делать это с каждым мгновением все сложнее. Да, тебе больно. Но той, кто попросила тебя защитить ее, сейчас еще больнее. Больно. Держись, не можешь же ты спасовать там, где может выстоять девчонка-подросток? Ты, который прошел все земные ады и не только выжил, но и не сломался. Или сломался? Больно. Что Рей говорила про страх? Не помню. Больно.

«Шестнадцать секунд… или целая вечность…»

Если я умру - меня заменят. Чьи это мысли? Рей. Ты поэтому так спокойна, поэтому готова умереть? Твое дело продолжит твоя копия. Только это уже будешь не ты, да. Сейчас, когда ты корчишься от боли в пилотском ложементе, барьеры вокруг твоего разума слабеют, и я могу увидеть то, что ты скрывала от меня. Смерть. Это то, чего ты жаждешь. Ты существуешь как человек, но бессонными ночами осколок души Пра-Ангела в тебе берет верх, и это тело начинает казаться тебе душной тюрьмой из дряхлой материальной плоти. И единственный, кто может даровать тебе освобождение из нее – Икари Гендо. Освобождение от боли, что сейчас тебя терзает.

«Пятнадцать секунд… держитесь…»

Ненавижу. А это Нулевой. Ненавижу! Не дергайся, приятель, мы тут все не на курорте. Ненавижу!!! Мне тоже больно, но я держусь. Жалкий Лилим!!! И Рей, которую ты так не любишь, она тоже держится. Пришелец!!! А знаешь, я ведь легко могу убежать от этого. Просто взять и оборвать контакт, но я этого не делаю. Умрите!!! Если я уйду – ты вырвешься из под контроля Рей, и будешь спасать собственную полу-ангельскую шкурку, отойдешь в сторону и дашь Рамиэлю уничтожить позитронное орудие. И вместе с ним – мою надежду на выживание. Ничтожная тварь!!! Все просто: если я останусь – возможно, я умру. Если я убегу – я однозначно умру, но на несколько минут позже. Приятно делать свой выбор проще. И даже не надейся, добровольно я тебя не отпущу, сколько бы ты не дергался.

«Четырнадцать секунд… вы там спите что ли, уроды?...»

Не теряй сознание, Рей, не вздумай. Без меня тебе труднее, но я без тебя вообще ничего не смогу. Слишком много боли? Так впусти меня в свой разум, отдай мне всю свою боль. Сейчас я на многое готов пойти лишь бы ты выстояла. Не упрямься, ты призвала меня лишь за тем, что бы помочь тебе выполнить свою задачу. Мозгам своим не верю, ты боишься, что я увижу в тебе что-то, чего видеть не стоит? Рей, на своем недолгом веку я видел такие ужасы, от которых у обывателя бы зашевелились волосы на голове. Причем большая часть этих ужасов жила в головах этих самых обывателей. Ты даже не представляешь, сколько самой разной грязи зачастую скрыто под налетом добропорядочности. Вот так, умница… Агхххр!

«Тринадцать секунд… сколько я еще выдержу?...»

Это не просто беглый взгляд в чужую душу, привычный и обыденный. Это – единение. Краткая вспышка, и вот уже Шут не корчится на пожухлой траве, а стоит на пути чудовищного потока пламени, удерживая перед собой быстро выгорающую керамическую пластину. Пламя повсюду. Оно бьет в щит, оно окутывает закованное в титановую броню тело, оно течет по венам, заменив собой кровь. Где-то на задворках сознания слышен рев Нулевого, но сейчас это несущественно. За спиной с оружием в руках залег Ноль-Первый, тот, кого надо защитить любой ценой. А любой ли? Если сейчас тебя настигнет смерть – какой прок в том, что бы держаться до последнего? Есть ли смысл идти на верную гибель в борьбе за выживание? Додумать Шут ничего не успевает, разум захлебывается под новой волной боли.

«Двенадцать секунд… Синдзи, быстрее…»

Тело Евангелиона неподвижно, пока еще удерживаемое слабеющей волей двух существ, которые нечто большее, нежели просто люди. Но разум его бьется и ревет в нестерпимой муке, пытаясь вырваться из-под плазменного луча, разорвать оковы, что наложили на него два пришельца. В какой-то момент граница между их сознаниями расплывается, смазывается. Нулевой перестает ощущать свое тело, крепкое и сильное, наделенное почти божественным могуществом. Он чувствует себя маленьким и слабым, запертым в несовершенном теле Лилима, таком хрупком и беззащитном. Его пальцы скребут ногтями землю, зубы стиснуты почти до треска, мышцы напряжены до такой степени, что вот-вот лопнут. И даже нет сил навредить этому телу, что бы изгнать из себя разум Лилима.

«Одиннадцать секунд… половина пути…»

Ты ведь не дурак, ты должен понимать, что это все бессмысленно. Останешься здесь еще ненадолго – и просто загнешься от болевого шока. Быстро, но крайне мучительно. Просто сделай это, разорви контакт, и выиграешь перед смертью какое-то время. По крайней мере, ты еще сможешь вдохнуть легкими воздух а не разреженную плазму, увидеть мир своими глазами, а не единственным глазом того монстра, чья душа уже готова вырваться из твоих тисков.

«Десять секунд… почему не стреляете…»

Барьеры вокруг разумов всех троих щитоносцев истончаются до предела, и уже никто не может точно определить, где кончаются его ощущения и начинаются чувства другого. Воспоминания проносятся через сплавленные неописуемой болью разумы, в них бесконечная череда разъездов без цели и смысла вдруг сменяется пустыми скучными днями в серой бетонной комнате, а затем - долгим сном в ангаре, а болезненные обследования чередуются с пропитанными кровью стычками не на жизнь, а на смерть или покрытыми пеленой многих тысяч веков видениями древней Земли.

«Девять секунд… мы справимся… и выживем… должны выжить…»

Рей, я чувствую в тебе те же сомнения, что подтачивают сейчас меня. Желание прекратить все страдания разом, обменять все, что имеешь на избавление от этой боли. И тебе куда легче сделать этот шаг, потому что ты имеешь в этой жизни куда меньше чем даже я. Но ведь ты сильная, Рей, ведь так тебе сказал Синдзи? Он не видел в тебе ни Ангела, ни плод жутких экспериментов, только девочку-ровесницу с пугающей пустотой в душе. И я не имею представления, кому надо молиться, что бы он оказался прав, ведь я точно знаю, что богов нет. Хотя… нет, один все-таки есть. Я молю ТЕБЯ, Рей, будь сильной, продержись еще чуток, дай мне пример и самую призрачную надежду на успех нашего безумного предприятия. И тогда я пройду по твоим стопам, укреплю свою волю и найду в себе силы хотя бы еще немного удержать рвущийся из психических пут Евангелион, встать рядом с тобой на пути этого пламени.

«Восемь секунд… щит…»

А этот кусок керамики идет уже заметными трещинами. Доктор Акаги сказала, что он продержится семнадцать секунд, а значит, в запасе остается еще пять. Ненавижу этих ученых!!! За все, что они сделали, за их вечные умные предположения, за их непоколебимую уверенность, НЕНАВИЖУ!!! Держи себя в руках, Нулевой, или я после боя устрою тебе такую жизнь…  пожалеешь что не разрушился. Как? А очень просто – буду каждый день петь что-нибудь из репертуара современных поп-исполнителей. Если мне еще будет, чем петь.

«Семь секунд… а когда щит расплавится…»

Кто здесь человек, кто Ангел, а кто ни то и ни другое? Уже нельзя ничего разобрать. Разумы их слились воедино, и неизвестно, разъединятся ли они когда-нибудь. Их тела постепенно теряют контроль, и вот уже истошно кричит Рей, извиваясь на ложементе; вот ничком лежит на земле Шут, бессмысленно буравя пространство остекленевшими от боли глазами. Даже могучий  Нулевой медленно делает шаг назад, съеживается, в тщетной попытке закрыться от испепеляющего потока. Полуангелу и псайкеру плохо; их силы уходят не только на сдерживание самих себя, на то, чтобы не дать своим телам сдаться и убежать, но и на удержание беснующегося титана, и с каждым мгновением это делать все сложнее. Они уже не могут мыслить, не могут воспринимать окружающий мир, они не способны вспомнить самих себя. Вся их вселенная съеживается до мнимого ослепительно яркого света, что испаряет кожу, сжигает мясо и обугливает кости.

И так проходит еще три бесконечно длинных секунды. А потом керамический щит окончательно теряет прочность и рассыпается на куски.

Шут обнаружил себя, стоящим в обширном полутемном помещении. Справа находились компьютерные терминалы, слева – дверь выхода. А прямо перед ним возвышалась темноволосая женщина средних лет в белом лабораторном халате и с рассерженным лицом.

- Повтори еще раз, что ты сказала, - холодно проговорила она.

- Старая ведьма, - высоким детским голосом сказал Шут.

- Ты не должна никого называть старой ведьмой, - резко бросила женщина.

- Но директор тоже так тебя называет, - с искренним удивлением возразил Шут. – «Старая ведьма не сдается». Или «Старая ведьма, пусть просто делает свою работу». И еще «Старая ведьма бесполезна». Вот я и решила тебе об этом сказать, ведь ты не знаешь этого. Старая ведьма.

Лицо женщины перекосилось от ярости. Она сделала шаг вперед, сжимая руки в кулаки.

- Заткнись! – рявкнула она.

- Почему, старая ведьма?

Женщина испустила тихое рычание и вдруг с неожиданной силой обеими руками схватила Шута за странно тоненькую шейку.

- У тебя будет замена! - прошипела она. – Как и у меня!

Ее руки сжимались все крепче, и в глазах Шута стало темнеть от кислородного голодания. Он попытался вырваться, но его тело было маленьким и слабым, а гнев придал женщине такую силу, что он не мог даже шевельнуться.

«Почему она делает это со мной?!» - бьется в мозгу паническая мысль. – «Я не сделала ничего дурного, я просто сказала что слышала. За что?..»

Поле зрения сужается, его полностью заполняют два полных ярости и боли глаза. Темная пелена заволакивает мир, и все звуки быстро затихают. Последним отчаянным усилием Шут пытается позвать на помощь директора, но не может издать даже хрипа. Смерть сильна, беспомощный ребенок быстро уступает ей.

Сгущается тьма, и время останавливается. В этой тьме нет ничего, ни материи, ни звуков, ни запахов. Шут не понимает, что происходит, пытается высвободиться, но обнаруживает, что не может шевельнуться, потому что тела у него тоже нет.

Шут стоит посреди шумящего ночного леса, верхушки деревьев которого едва достают ему до пояса. Он спокойным взглядом окидывает окружающий его пейзаж, любуясь своим творением, своим миром. Где-то вдалеке слышны голоса населяющих его мир животных, но они не беспокоят его. Он здесь – вершина и основа всего сущего. Начало и Конец. Внезапно его внимание привлекает странная точка в небе. Даже его совершеннейшее зрение еще не видит ее, но он чувствует ее присутствие. Чуждое присутствие. Точка стремительно приближается, и спустя какое-то время ее уже можно различить в ночном небе. И чем она ближе, тем более явно ощущается враждебность этого объекта. Шут вздергивает голову к небу и испускает протяжный рев, который моментально распугивает всю живность вокруг. А потом он пускается в путь. Очень скоро этот объект коснется поверхности его мира. И тогда этот ПРИШЕЛЕЦ пожалеет, что вторгся сюда…

 Они смотрят на свое тело, еще недавно могучее и крепкое, а теперь искалеченное и покрытое оплавленными титановыми пластинами. Грудь буравит сфокусированный поток плазмы, и лишь удерживаемое из последних сил АТ-поле не дает ему нанести смертельное ранение. А где-то впереди маячит крохотная на таком расстоянии но от того не менее угрожающая фигура их врага – Ангела.

Спустя мгновение у них за спиной ухает позитронное орудие. Заряд антивещества на сверхзвуковой скорости несется к Рамиэлю, и на этот раз поражает цель. На мгновение ночь освещает вспышка аннигиляции, Ангел дергается и начинает медленно заваливаться на бок, через несколько секунд слышится оглушительный взрыв, но главное – пропадает испепеляющий поток. А потом мир заливает темнота.

Шут попытался приоткрыть один глаз, и спустя несколько минут это у него даже получилось. Затуманенному фантомной болью взгляду открывались небольшой участок земли и собственная рука, почему-то сильно покрасневшая. Он с некоторым сомнением попробовал шевельнуть пальцами, не будучи полностью уверенным, а действительно ли эта рука – его, или он все еще блуждает в закоулках объединенного разума. Пальцы шевельнулись, хоть и с трудом. На большее сил уже не оставалось, даже на то, что бы окинуть внутренним зрением поле боя. Интересно, кто победил? Наверное, все-таки они, раз уж сам Шут все еще жив, хотя и порядком потрепан. Если так, то можно даже подняться на холмик и полюбоваться видом поверженного Ангела. Правда, для этого придется для начала подняться, что как минимум затруднительно.

С раздолбанной в клочья огневой позиции не доносилось ни звука. Оба Евангелиона ощущались деактивированными, да и то как-то слабо. Люди, понемногу стягивающиеся для эвакуации пилотов, вообще едва ощущались. Неимоверным усилием воли Шут дотащил руку до лица и посмотрел на оставшиеся на пальцах едва заметные кровавые пятна.

«Второй раз за день. Если так пойдет дальше, я откину копыта и без помощи Ангелов или спецслужб», - мрачно подвел итог Шут. – «А ведь я уже давненько так валяюсь, раз кровь успела свернуться».

Про притупление псайкерских способностей после перенапряжения или физических травм Шут прежде не слышал. Хотя… если поднять что-то сильно тяжелое – вылезет грыжа. Почему бы похожему эффекту не распространяться на мозги? Ладно, сейчас про это думать нет ни сил, ни желания. Сейчас есть куда более важная задача – встать на ноги и добраться домой до того как наступит утро. Это трудно, почти невыполнимо, потому что все энергетические ресурсы организма полностью истощены. Но если он останется здесь, его рано или поздно обнаружат, и начнутся совершенно неуместные и ненужные расспросы. А значит надо протянуть руку вперед, уцепиться ватными пальцами за траву, подтянуться. Повторить тоже самое другой рукой, и стараться не вопить, когда по застывшему телу тысячами огненных струек начинает расходиться кровь. А после этого надо подобрать обе руки под себя, и попытаться оттолкнуться от земли. Да, с первого раза ничего не получилось. Но голоса людей пока еще звучат далеко, есть время собраться с силами и сделать еще одну попытку…