В КОНЦЕ КОРИДОРА

1. [2016 год] Города больше не было. Между гор, посередине многочисленных уцелевших предместий образовалось неглубокое округлое озеро с грязной водой, полное железобетонного мусора. Очень давно – они переехали еще до того, как мама умерла – Тенши жила в Хаконэ. У нее остались воспоминания об этом городке, как об удивительно солнечном и зеленом месте. Там было много знакомых, которых она помнила по именам, но вряд ли узнала бы спустя семь лет и уж точно не смогла бы найти. Теперь уже не имело смысла искать старые приметы.

На входе в метро стояли двое часовых в бежево-серой нервовской форме. Один из них - молодой человек с измученным лицом и мутным, невидящим взглядом – кивнул, увидев протянутый пропуск, а затем сказал:

- Шестую не починили. Четвертую тоже.

- Простите, что? – переспросила Тенши, изобразив на лице улыбку.

- А вы не помните? – часовой выглядел немного растерянным, - Вам до Геофронта?

- Да, конечно.

- Тогда идите на вторую линию. Вверх, она над землей здесь проходит, по мосту. Четвертая шла через центр города. Ее совсем разрушило. А шестую должны были перезапустить вчера, - он надолго замолчал, словно ожидая, что девушка отвернется и пойдет своей дорогой. Этого не произошло. – Но отменили. Да.

Часовой отвернулся и сделал вид, что копается в пульте. Тенши стало его жалко.

Найти вторую линию не составило большого труда. Платформа оказалась безлюдна и пуста. Она возвышалась над бездной – дальше начиналось озеро, и лишь птицы носились над водой. Впереди рельсы поворачивали к берегу и ныряли в тоннель. С другой стороны к платформе беззвучно приближался монорельсовый состав. Тенши взглянула в лобовое стекло, надеясь увидеть хоть одно живое лицо, однако никого не увидела – поезд управлялся автопилотом. Девушка отошла от края платформы; окна пустых вагонов замелькали перед ней, постепенно замедляясь. Она открыла дверь, остановившуюся рядом, и в ужасе отшатнулась – из вагона полилась неприятная на вид желтая субстанция. Вместе с ней в щель между платформой и поездом выпали какие-то предметы одежды. Хотя неприятных запахов жидкость не источала, выглядела она достаточно противно, и Тенши перебежала на цыпочках к соседнему вагону. Она зашла внутрь, и двери закрылись за ней.

Поезд выехал со станции и погрузился во тьму тоннеля. Несколько секунд спустя тьма вновь сменилась светом – рельсы вывели состав под купол Геофронта. Тенши знала, что такое Геофронт, но ни это знание, ни собственные горестные мысли не смогли заглушить изумление от открывшегося пейзажа. Стены светились чуть тусклее, чем солнце и небо внешнего мира; кое-где в светло-голубом покрове зияли черные пятна. На дне раньше рос лес; теперь почти все деревья стояли без листьев, обугленные. Вокруг пирамиды центрального корпуса – полуразрушенной, заваленной какими-то обломками, - копошились редкие фигурки людей.

Поезд еще раз нырнул во тьму и остановился на станции «Геофронт-1». Станция эта оказалась так же безжизненна, как верхняя.

Девушка двинулась в путь по переходам в соответствии с маршрутом, который ее заставили выучить перед отправлением. Черный коридор, направо по стрелке, вниз. Вот оно: впереди показалась неприметная серая дверь – сотрудники должны были принимать ее за электрощитовую, или, возможно, за склад хозяйственного инвентаря. Тенши расстегнула молнию на куртке и достала из-за пазухи ключ. Отворила дверь, включила свет, зашла внутрь, закрыла дверь за собой. Дальше был короткий коридор, который, изгибаясь под прямым углом, выводил к еще одной двери – бронированной и разрисованной аварийными красными полосами. На стене справа от двери висело подобие домофона – комплект «наушники/микрофон» и панель с клавиатурой. Тенши надела гарнитуру и набрала на клавиатуре заученный код.

- На связи. Вы… ты добралась без осложнений? В НЕРВе ничего не заподозрили?

- Нет. Только на въезде в город у меня пропуск проверили.

- Но ведь тебя пропустили беспрепятственно?

- Да. Здесь совсем безлюдно.

- Совсем? Ты совсем не встречала людей.

- Совсем. Только в Геофронте у пирамиды было несколько человек.

- Ну, это не «совсем». Это значит, люди в Токио-3 все же остались. Это важно.

- Они были далеко, я их не разглядела. Тут очень тоскливо.

Собеседник из домофона тяжело вздохнул.

- У нас не очень много времени. Сейчас я подам сигнал и люк откроется. Ты должна идти и выполнить задание. Ты это сделаешь?

- Да. Я сделаю все, что от меня требуется, папа.

Последнее слово она произнесла с небольшой задержкой. Домофон больше не издавал ни звука. Тенши не знала, отключился ли отец, или просто молчит. На двери зажглись огоньки, она медленно отворилась, пропуская девушку внутрь небольшого лифта. Та сняла гарнитуру, вошла в кабину и нажала на панели клавишу «фабрика LCL».

Кил Лоренц не ожидал, что у него возникнут трудности при решении такого, казалось бы, пустякового вопроса. Идея использовать собственную дочурку в качестве шпиона вначале показалась ему гениально простой. Никто в Токио-3 не знал, что Тенши его дочь, а четырнадцатилетняя девчушка, имеющая доступ к самым потаенным уголкам института, вызвала бы куда меньше подозрений, чем обладающий таким же допуском взрослый.

В условиях информационного вакуума, возникшего в самый ответственный момент, Килу остро требовалось понять, что происходит. Доподлинно было ясно только одно – Табрис перестал существовать. Об этом свидетельствовали данные спектроскопии. В то же время спектр Лилит бурлил, словно прародительница сошла с ума. Связь с Геофронтом пропала, никто оттуда не выходил; о действиях (даже, скорее, о судьбе) Икари, Фуюцуки и прочих не было известно решительно ничего. Автоматика Токио-3, подключенная к МАГам, продолжала работу в штатном режиме, отдавая необходимые приказания службе охраны. Из Гамбурга Кил мог дистанционно дать доступ в Конечную Догму любому человеку, однако для этого тому нужно было сначала попасть в Геофронт. Официальные наблюдатели от ЗЕЕЛЕ не смогли бы войти внутрь без визы Икари, а Икари исчез. Можно было сбросить бомбу, но подобные действия имели бы непредсказуемые последствия. Выход оставался один – послать надежного, но в то же время незасвеченного перед МАГами человека.

Кил обрадовался своей идее, посчитав, что с дочерью проблем возникнуть не должно. Однако та, узнав обстоятельства дела, впала в странное, рассеянное состояние и на дальнейшие вопросы отвечала невпопад. Кил потихоньку начал злиться. Он вежливо переспросил у дочери:

- Ты поняла, что я тебе сказал?

Та кивнула.

- Скажи, что именно ты поняла?

- Прости, я не могу говорить, - сказала Тенши и отключила связь.

Лоренц оторопел, чего с ним не случалось уже лет десять. Потом Кил посмотрел на хронометр и понял, что разговор все равно продлился дольше, чем он рассчитывал, и что пора идти на встречу с маркканцлером. Вечером он попытался связаться с ней еще раз. В Америке была уже глубокая ночь, и опекун испуганно-заискивающим голосом сообщил, что Тенши спит и что он может ее разбудить в случае необходимости.

- Будите, - сказал Лоренц, но тут же словно вспомнил что то. – Хотя нет, не стоит. Я свяжусь с вами еще раз, - он назвал время.

На третьем сеансе связи ему, наконец, удалось получить положительный результат. Девушка кивала, молча, но теперь Кил чувствовал - она понимает, что он хочет и что ей нужно сделать. Неизвестно, каким способом обрабатывал Тенши опекун, но теперь она вела себя так, как надо.

«Хотя нет. Вряд ли опекун. Похоже, она сама приняла какое-то решение».

Эта мысль обеспокоила председателя. Неужели даже она может вести какую-то свою игру? Лоренц решил быть начеку и внимательно следить за действиями Тенши. Но когда та окажется в догме – следить станет невозможно. Тогда все будет зависеть только от нее.

Лоренц качал головой. Все-таки, это тяжело, когда ни на кого нельзя по-настоящему положиться.

Лифт спускался долго, перемещаясь то по вертикали, то по горизонтали, то снова по вертикали. Под ложечкой неприятно щекотало, уши ныли от повышавшегося давления. К тому моменту, как кабина остановилась, Тенши успела несколько раз подумать, что прошла целая вечность.

Створки разошлись в разные стороны, и девушка прижалась к задней стенке лифта. Пещера, составлявшая конечную догму, была огромна – несколько сот метров в высоту и явно больше километра в ширину. Своды ее покрывал какой-то беспорядочный узор, светившийся ровным сине-зеленым светом. Пещера была залита рыжей жидкостью – такой же, как полившаяся из вагона поезда. Жидкость то ли отражала свет с потолка, то ли сама светилась медовым – в догме не было настоящей тьмы. От лифта шел к середине янтарного озера бетонный мол, к которому в самом конце было пришвартовано судно. Оно было достаточно далеко, но Тенши ясно видела его название: «Видар».

Справившись с испугом, Тенши выбралась из лифта и, осторожно ступая, направилась к кораблю. Над поверхностью медового озера то и дело проскакивали алые огоньки, похожие на искры от костра. Жидкость пенилась и бурлила водоворотами, по ней очень медленно гуляли небольшие волны. Поверхность мола была грязноватой – какая-то субстанция липла к подошвам. Прямо под ноги Тенши упала клейкая капля, излучавшая сине-зеленое свечение. Девушка поняла, что это светящееся вещество с потолка. Оно капало на мол и через некоторое время умирало, переставая светиться. Тенши захотелось кинуться обратно в лифт, но тут на палубу «Видара» вышел человек и поманил ее к себе. Девушка прикрыла голову рукавом и побежала к кораблю.

Забравшись под навес, она оглядела встречного – это оказался подросток примерно ее возраста. Он неловко улыбнулся, и Тенши узнала в нем Синдзи Икари. Синдзи отвернулся и отошел на другой край палубы.

- Еще один человек, - сказал он, глядя на бурлящее озеро, - Для чего ты пришла?

- Не знаю, - ответила Тенши.

- Тогда сиди здесь. Только не мешай мне, пожалуйста.

- Хорошо, - Тенши присела на скамью.

Синдзи продолжал смотреть на завихрения рыжей субстанции.

- У всех свои заботы, - сказал он спустя некоторое время, - тебя как зовут?

- Тенши.

- Еще один ангел по мою душу? А я думал, теперь все.

- Я человек. Я хотела сказать – Тенши, это имя такое.

Синдзи посмотрел на нее с легкой улыбкой. Потом улыбка вдруг увяла, и он снова отвернулся к озеру.

- Ты извини, если что. Просто, не хочу к тебе привязываться. В этом не будет ничего хорошего. Возможно, гипотетически, стоило бы, но это не отменяет моего отчаяния.

Тенши молчала, пытаясь понять, что ей делать. И нужно ли вообще делать что-то. Она робко шагнула в сторону Синдзи.

Парень вдруг вскочил и принялся со всей силы лупить кулаком о борт. Через несколько секунд он прекратил это занятие и обхватил руками голову. Все его тело дергалось из стороны в сторону, он осел на палубу не в силах устоять на ногах. Тенши, сперва отпрянувшая, подошла к нему и взяла за руки:

- С вами все в порядке?

- Ыыэхх… - Синдзи попытался что-то сказать, но получилось не сразу. Его лицо дергалось. - Со мной… всегда… все в порядке. Я всегда вежлив и готов ко всему. Что бы ни было на самом деле.

Он замолчал, кажется, успокаиваясь. Тенши растерянно глядела на него.

- А ты… - она положила руку ему на плечо, - что у тебя случилось?

- Я жалок. Я думал, что мне не нужна чья то любовь. А потом понял, что мне это нравится. А потом потерял. А теперь понял, что ничего этого не было. Все эти люди, - Икари оглянулся на рыжее озеро, - они думали так же, но думали для себя. Надеялись на что то, создавая миры в своей душе. Справедливости нет, потому что справедливость каждого противоречит справедливости другого. Всем плевать. Ты меня понимаешь?

Он поднял глаза и посмотрел на Тенши очень внимательно.

«Он ждет, что я отвечу. Ему это очень важно».

- Я… наверно… только я не знаю. Я хочу сказать…

Синдзи повернулся и свесил ноги за борт. Тенши замолчала.

- Еще раз извини, - произнес Синдзи, - ты сказала, что хочешь сказать.

- Да. Понимаешь… ты сейчас говоришь, и я чувствую, что́ ты говоришь. Я не знаю, как это выразить.

В КОНЦЕ КОРИДОРА

2. [2012 год] Совершенно седой, чуть полноватый человек с добрым лицом поднял глаза от бумаги и обратился к ней на довольно чистом японском языке:

- Тенши-кун, так тебе к господину К?

Девочка молча кивнула.

- К сожалению, в данный момент это невозможно. – Лицо пожилого человека было полно сочувствия. - Он на больничном и никого не принимает.

- Но ведь меня срочно вызвали к нему. Еще вчера было назначено время.

Человек принялся рыться в каких-то своих бумагах. Женщина, встретившая Тенши в аэропорту и доставившая сюда, вдруг обратилась к ней:

- Слушай, мне, пожалуй, идти надо. Я и так из-за тебя на совещание опаздываю. Хорошо?

Тенши захотелось удержать женщину, но никакого повода для этого девочка придумать не смогла. Женщина кивнула, по-видимому, восприняв молчание как согласие, и вышла из комнаты. Тенши сделала несколько шагов вслед за ней, но потом остановилась. Ей показалось, что если она покинет этот кабинет без окон, то уже не сможет в него вернуться, а значит, не сможет встретиться с отцом. Она проводила взглядом скрывшийся за углом край юбки, подавила в себе непрошенный хнык (в последние дни не плакать ей стало удивительно легко) и вновь обернулась к человеку за столом. Тот внимательно разглядывал документы Тенши, нацепив очки. Наконец, он поднял глаза.

- Видишь, вот тут указано «впустить к господину К с 14.00 до 14.30 приоритет 3-А». Берем инструкцию, читаем о приоритете 3-А «беспрепятственный допуск к принимающему лицу в рабочее время, если принимающее лицо находится на рабочем месте, в противном случае – перенос встречи». Единственное, что мне не очень понятно - К на больничном уже четыре дня, а подпись на твоем пропуске вчерашняя. Наверное, у него были какие-то причины, поэтому я постараюсь с ним связаться. Но это будет достаточно сложно.

- Что мне надо делать?

- По всей очевидности – ждать ответа К или канцелярии. На это может уйти до месяца, но, скорее всего, хватит нескольких дней.

- Но мне негде жить.

- Это плохо, - человек сочувственно покачал головой.

- Скажите мне что-нибудь. Я не знаю, как быть. У вас же должно быть что-то для этого?

- Данный вопрос находится вне рамок моей служебной компетенции. Насколько я знаю, у нас есть некое общежитие для гостей и сотрудников, не имеющих собственного жилья. – Человек встал и принялся выгребать папки из огромного шкафа. Он нашел среди бумаг стопку информационных проспектов и начал раздавать их Тенши: - так, это система жилищного устройства сотрудников, это гостевой дом, это список ссылок на сайты гостиниц и съемного жилья. Тебе, скорее всего, нужен гостевой дом, но я не уверен, – кажется, по вторникам дирекция открыта только до полудня.

Тенши беспомощно глядела на проспекты.

- Как туда добраться?

- Там написано: восьмой этаж, тракт Н, 849 кабинет. Можешь идти.

Девочка встала.

- Погоди. Сначала ты должна спуститься на проходную. Объясни им свою ситуацию, попроси продлить пропуск. А то получится, что ты находишься на территории незаконно. Договорились?

- Да. – Тенши не стала спорить и взялась за ручку чемодана. Ей хотелось поскорее уйти отсюда.

Выбравшись из кабинета, она стала искать дорогу, по которой ее туда привели. Это оказалось не так-то просто: коридор изобиловал ответвлениями, и каждое из них не вело в тупик, но заворачивало куда-то еще дальше. Все коридоры были с одинаковыми темно-серыми стенами и идущими по карнизу газоразрядными лампами. Изредка проходили по своим делам служащие. Наконец, за одним из поворотов обнаружился лифт.

Тенши спустилась на нулевой этаж, но увидела не знакомый вестибюль, а новый коридор, еще более узкий и пыльный, чем наверху, к тому же, совершенно безлюдный. До окончания действия пропуска оставалось пять минут, надо было как-то найти проходную.

В коридоре впереди промелькнула женщина в красном плаще с черными, отливающими фиолетовым, волосами. Проходя, она коротко пробежала взглядом по лицу Тенши. Секунду спустя женщина вернулась в коридор и спросила по-японски:

- Ты Хайно?

- Да, это я, - сказала Тенши с надеждой.

- А я тут тебя искать иду. И где ты бродишь? – женщина в красном немножко злилась, - пойдем со мной.

Она схватила Теншин чемодан и покатила за собой по лабиринту серых стен. После нескольких поворотов они неожиданно и как-то сразу выбрались в знакомые места.

«Ну почему у меня этого не получилось?»

- Все в порядке! – крикнула женщина, на секунду обернувшись в сторону проходной, и зашагала дальше. Хайно семенила за ней.

Они поднялись на пару этажей вверх и вышли в помещение, более всего напоминавшее комнату ожидания в присутственном учреждении. Комната составляла примерно 6 на 10 метров, и по центру ее стояли ряды стульев. Во все четыре стороны от комнаты отходили коридоры с многочисленными дверьми. Здесь было уже совсем пусто, но зато чистенько. Женщина усадила Тенши на стул, а сама сняла трубку домофона на одной из дверей.

- Алло. Я привела Тенши Хайно. Она будет сидеть в зале ожидания. Конец связи.

На табло выше двери высветились зеленым цифры «5:00» и тут же сменились на «4:59». Пошел обратный отсчет – 4:57, 4:56, 4:55… Женщина присела рядом с Тенши.

- Ну вот. Дальше мне заходить нельзя. Через пять минут тебя заберут. Извини, если злилась. Не вешай нос, все будет хорошо.

Она, улыбнувшись, провела пальцем по носу Тенши и вышла.

Когда цифры на табло обратились в 0:00, дверной замок щелкнул и в щель высунулась беловолосая голова. Несколько секунд парень (хотя, сколько ему лет, оставалось совершенно непонятно – может, сорок, а может, он всего на два-три года старше ее) смотрел на нее, ничего не выражая, потом его лицо изогнулось в кривой улыбке.

- Тебя ведь Тенши зовут? – та кивнула. - Проходи.

Он открыл дверь, Тенши вошла. Помещение за дверью было сильно вытянутым. В самом конце его имелось нечто, чего Тенши до сих пор не встретила в этом огромном здании, - окно. Оно было затянуто белой шторкой-экраном, но солнечный свет все же проникал сквозь нее. Под этим светом лицо юноши (а это все же был юноша – лет шестнадцати, не старше, несмотря на седину и сухость кожи) приобрело бледный, немного даже беспомощный оттенок. Глаза с пурпурной радужкой – Тенши таких никогда не видела – выглядели тоже немного беспомощно, но глядели смело.

- Мне сказали, что ты должна жить здесь несколько дней.

- Прямо здесь?

- Да. Так мне было сообщено.

- Я не знаю. - Тенши замялась.

- Мне надлежит за тобой следить. В этой комнате есть четыре койки. Я занимаю вот эту, - парень показал на ближайшую ко входу. Четыре кровати стояли вдоль стены одна за другой – предыдущая примыкала изголовьем к изножью следующей. Вдоль противоположной стены таким же образом были расставлены письменные столы со шкафчиками.

- А мы что? Вместе?

- Тебя стесняет жить со мной в одном помещении? – спросил парень.

- Ну. Да. То есть не то, что мне неприятно, что это ты… но… я же тебя не знаю совсем. И ты – мальчик. - Мальчик смотрел на нее с некоторым интересом, но отвечать не торопился. - А тебя это не затрудняет разве? – тот продолжал молчать. - Я же тебе мешать буду, наверное.

- Что значит, мешать? Я не делаю здесь ничего такого, чему может воспрепятствовать твое присутствие. Так какую кровать выбираешь ты?

Похоже, избежать его общества было нельзя. Девочка посмотрела и указала на вторую кровать от окна.

- На том и порешили.

- Хотя подожди, - Тенши замялась, - а можно, я ту займу? – теперь она указала на кровать, примыкающую непосредственно к окну.

- Все кровати, кроме моей, свободны. Я здесь один живу. Не знаю, почему нельзя было сразу сделать одноместную комнату.

Тенши подкатила свой чемодан к окну и заглянула за штору. Снаружи было ясно.

- Тебе нравится, когда солнце светит? – спросил юноша.

- С ним лучше.

Он подошел к окну и, повертев какой-то странный рычажок, поднял экран. Солнце осветило комнату. Юноша отпрянул от окна, как-то инстинктивно сжавшись. Он отошел за первую кровать и начал спускать второй экран, который висел на этом уровне.

- Ты отгородишь мою часть? – Тенши почувствовала облегчение.

- Если ты не против. Я не люблю слишком яркого света.

Поплелось, побежало вперед время – всего она прожила в Гамбурге, наверное, неделю. В эти дни Тенши чувствовала, что утрачивает связь с реальностью. Ничто не напоминало о привычном порядке вещей, а мечты и случайные порывы имели такое же значение, как и устоявшиеся представления о мире.

Два дня назад ее вызвал отец, о котором она не знала ничего, даже имени (и не узнала до сих пор –  оно, похоже, было тайной; все называли председателя просто «господин Ка»), вчера она прилетела через половину земного шара в этот странный город на краю мира, где не имела ни одного знакомого человека, узнала, что отец не может ее принять, и вот оказалась в этой комнате со странным, неземным соседом.

Сначала она сидела у окна и наблюдала за морем. Море начиналось далеко внизу и уходило за горизонт; оно щерилось темно-синими волнами. Неподалеку возвышалась соседняя платформа, утыканная тонкими длинными кранами, которые медленно поворачивались туда-сюда. По морю шли корабли, оставляя за собой пенистый след.

Потом она достала фотографии и немножко смотрела на них. Но особого толку в этом не было. Если слишком долго и часто вглядываться в снимки, они или теряют силу или вгоняют в отчаяние. (Это кажущееся ощущение - сказал Синдзи, - когда фотографии теряют яркость, они становятся родными; Тенши отвлеклась и поглядела на него - Синдзи потухшим взглядом рассматривал завихрения рыжей субстанции)

Сосед возился на своей половине. Он ничего не говорил и словно не обращал на девочку внимания. Она долго решалась и, когда он затих, все же выбралась из своего закутка.

- Как тебя зовут?

- Каору Нагиса. А тебя – Тенши Хайно.

Они разговорились. Каору словно бы ждал, когда Тенши выйдет, он тут же начал ее расспрашивать о разных вещах. Сначала он спросил ее, из какой она лаборатории. Тенши, немного удивившись, ответила, что ни из какой. Она начала сбивчиво рассказывать свою историю. Каору, должно быть, вообще ничего не понял, тем не менее, почему то закивал, воодушевившись. Чувства и ощущения Тенши вызвали у него неподдельный интерес. Он стал расспрашивать ее о матери, о том, какие эмоции она вызывала при жизни, и что Тенши испытывает теперь. В итоге девочка разревелась, несколько смутив этим Нагису. Тот стал лепетать какие-то слова, не столько утешительные, сколько удивленные. Скорбь казалась ему явлением непонятным.

- Но если смерть - это естественный порядок вещей, просто переход разума в новую форму существования, - Каору задумался, будто вспоминая что-то; губы его задвигались, словно он пробовал смерть на вкус, - более простую, более приятную, чем жизнь, тогда ты можешь плакать разве потому, что потеряла источник любви к себе. Я не знаю, что может тебе помочь.

- Это пройдет. Наверное. Только сейчас от этого не легче.

- Тогда я вообще ничего не понимаю.

Тенши ушла обратно на свою половину. Через некоторое время она вдруг почувствовала голод, который вскоре усилился. Она подумала, что совсем не знает, где здесь можно поесть, и снова заглянула на половину Каору. Тот сказал, что покажет ей столовую. Хайно, никогда не отличавшаяся аппетитом, сейчас ела с какой-то ей самой непонятной жадностью. Каору, который взял себе только небольшое пирожное, клал кусочки в рот, один за другим, и снова двигал губами, играя кремом на языке. На Тенши он поглядывал с интересом и легким удивлением. Та смутилась и стала есть не так быстро.

В течение суток Тенши где сама, где с помощью Нагисы разобралась в том, как жить на базе. До столовой можно было дойти по коридору, душевая примыкала к спальне. Рядом обнаружилась комната с телевизором, впрочем, все передачи были на немецком, и девочка мало что понимала. Зато в канцелярском пункте рядом со столовой удалось достать бумагу и карандаши, так что теперь она коротала время рисованием.

Каору отгородил свою кровать ширмами, чтобы не мешать ей. Он часто выходил из комнаты, порой на несколько часов. Возвращаясь, парень ложился на свою койку зубами к стенке и лежал так минут по сорок, ни на что не реагируя. Интерес, который он испытывал к Тенши вначале, подугас, а сама она не решалась его беспокоить.

И вот еще что. Проснувшись на следующее утро после прибытия, Тенши почувствовала, что на душе у нее довольно легко. Тоски, которая обычно появлялась при возвращении из мира снов в реальность, теперь не было.

Так прошло три дня, затем случилось странное. Тенши проснулась рано от того, что в комнате ходили люди. Сначала сквозь сон она восприняла это как должное, потом обеспокоилась. Девочка встала и осторожно заглянула за экран.

Ширмы у кровати Каору были отодвинуты, но разглядеть ее было нельзя из-за столпившихся рядом врачей. Или не врачей. В общем, они были в белых халатах. На балки к потолку были привешены осветительные лампы и видимый край кровати вместе с куском стены горел их белым светом. От койки из-под ног врачей тянулись в коридор (дверь была открыта) толстые кабели и шланги, как в кабинете у зубного, за дверью виднелись какие-то устройства на колесиках. Ближайшее из устройств было снабжено пультом, за которым сидел оператор и сосредоточенно бил пальцами по клавишам.

«Что же с ним такое?» - думала Хайно, - «и там ли он?»

Силуэты врачей на миг разошлись, мелькнула худая белая рука, неподвижно лежавшая на матрасе.

«Он что, умер?» - почему то именно такая мысль пришла девочке в голову. Она отодвинулась за экран к своей кровати.

Так должно быть. По законам. Если человек неподвижен, значит, его уже не вернешь. Лучше не надеяться на такие вещи. Хайно видимо еще не проснулась толком. Ей стало очень жаль этого мальчика. Чисто машинально натянула она спортивные брючки и кофту, потом снова выглянула из-за экрана.

Было все так же, но теперь между койкой и дверью разгуливал из стороны в сторону блондин в темно-зеленом плаще. Или, возможно, плащ был черным, но казался спросонья зеленым под светом прожекторов. Ходил этот человек каким-то странным пружинящим шагом – казалось, летал невысоко над полом, иногда отталкиваясь ногами. И когда он поворачивался, свет отражался в его очках, за которыми прятались глаза, мечтательно-наивные и озабоченно-умудренные одновременно. Колыхались длинные, почти до плеч, ровные волосы; они обрамляли узкое лицо с большим крючковатым носом.

Затем человек вышел в коридор. Люди у койки сразу стали как-то раскованней в своих движениях, послышались голоса.

Из коридора вдруг раздался истошный крик. В комнату вбежал человек в синей форме, видимо, техник, и начал возиться в проводах под ногами у врачей. Он говорил им что-то раздраженно-умоляющим тоном, те отвечали. Наладив провода, он обернулся и увидел Тенши.

- Бу-бу-бу, бу-бу-бу?

- эээ… каинэ доичи… - пролепетала та.

Техник выбежал в коридор, что-то крича. Двое или трое врачей с удивлением воззрились на девочку, остальные были слишком заняты. Хайно попятилась за экран и села на свою кровать.

Минуту спустя в ее закуток выплыл зеленый плащ, заставив вздрогнуть.

- Вы Тенши? – спросил он неожиданно старческим, дребезжащим голосом, и девочка поняла, что этот человек совсем не молод, несмотря на чистое лицо, отсутствие седины и легкость движений. Она кивнула.

- Прошу у вас прощения, председатель не предупредил, что вы здесь. А сотрудники не осведомлены. Если вас не затруднит…

И тут произошло то, от чего Тенши почувствовала громадное облегчение. Из-за экрана раздался голос Каору. Ну конечно, почему нужно было обязательно думать, будто он умер?

- Варнава! Почему Кил не может принять Тенши у себя?

Зеленый плащ мгновенно развернулся и вышел в сторону Каору:

- В силу целого ряда соображений. Ты должен понимать, что людей на Земле очень много и это значительно затрудняет взаимоотношения между ними. Порой даже между очень близкими. Чтобы взаимодействие разрозненных личностей сделалось насколько возможно эффективным, создана сложная система административных отношений. Чем значительней положение той или иной личности в этой системе, тем крепче такая личность привязана к выполнению своей функции. Большие люди, вроде меня или Председателя, по сути, не принадлежат сами себе. Кстати, к тебе это тоже в некоторой степени может быть отнесено. Что ты думаешь по поводу всего вышесказанного?

- Я не понимаю. Ты говоришь, в этом есть что-то хорошее. Но у меня не очень получается так считать, а недостатки наоборот видны.

- Это оттого, что тебе трудно оценить масштабы человеческой деятельности. Людей действительно очень много, они очень разные и в этом проблема. Ради этого работают все, кого ты видишь вокруг, - Варнава ненадолго замолчал, а потом произнес: - Я смотрю, ты оживился.

- У меня эйфория от вашего физраствора.

- Это хорошо. А теперь расскажи мне, каковы твои … - Варнава вдруг заговорил на другом языке, не японском и не немецком, может быть, французском.

Потом Тенши долго слушала их диалог; она не выходила из комнаты и не выглядывала, продолжая неподвижно сидеть на кровати. Посреди речи Варнава в самые неожиданные моменты переходил то на японский, то на другие языки. Каору отвечал на всех языках без особых запинок, но голос у него быстро стал слабый и усталый. Тенши не понимала большую часть даже из того, что говорилось на японском – что-то об этике, об эмоциях, но выраженное в совершенно невоспринимаемых терминах. Похоже, Варнава расспрашивал Нагису о том, какой эмоциональный отклик вызывают в нем те или иные ситуации, что он ощущает при этом. Тенши становилось в тягость все это. Она ощущала, что Нагисе трудно переносить этот допрос, и ждала, когда его, наконец, оставят в покое. Гомон докторов, тем временем, становился все тише, кажется, они один за другим выходили из комнаты, в итоге оставив Варнаву с юношей один на один. Слышался шорох – это утаскивали провода, слышался скрежет – отвозили аппаратуру. Странно – Тенши не видела всего этого, а лишь смотрела на синее предрассветное небо за окном, но, слыша звуки, мгновенно осознавала, что они означают.

Наконец, Варнава встал:

- Отдыхай, набирайся сил. Сегодня обследование на два часа позже. Завтра и далее – согласно распорядку.

Он вышел, еле слышно шелестя подошвами по полу.

- Каору-кун, можно я выйду?

- Да.

Тенши выбралась в комнату. Входная дверь была распахнута. Все оборудование уже унесли, и комната казалась опустевшей. Каору валялся посреди всего этого пространства на своей койке. Тенши пошла к нему.

- Что это было?

- Обновление, - голос у Нагисы был слабый. Хайно подумала, что разговаривать с ней ему будет не легче, чем с этим Варнавой. Она остановилась в нерешительности и присела на соседнюю кровать.

Было уже совсем светло, над Северным морем начинался новый пасмурный день. Каору заговорил, то ли спрашивая, то ли констатируя факт:

- Люди живут так, как ты. Они появляются маленькими, неразумными существами и постепенно обретают способность существовать независимо от других.

Тенши нерешительно кивнула. Она не очень понимала, зачем он так говорит.

- Я этого не понимаю. Посмотри на меня. Что ты видишь?

Каору лежал на кровати. Старая иссохшая кожа на его лице сползала ошметками, под ней гладко белела новая, на которой можно было даже различить нечто вроде румянца.

- Тебя. Человека. Парня.

- Я осознал себя 1849 дней назад. Кажется, это 5 лет и 23 дня.

- Ты терял память?

Каору задумался:

- Такое, пожалуй, тоже возможно. В таком случае, они нас обманывают. Но скорее всего, меня просто создали. Когда я впервые увидел свое отражение в рефлекторе, я был такого же роста, как сейчас, и имел такие же черты лица. С тех пор каждые 29 или 30 дней происходит то, что ты сейчас видела. Это и называется обновлением.

Он закрыл глаза.

- Каждый раз, когда это происходит, я начинаю чувствовать себя по-другому. То представление о жизни, которое было у меня до обновления, начинает казаться глупым и схематичным. Мир делается сложнее во всех его взаимосвязях. И сам я становлюсь новым, моя кожа теплеет и разглаживается, каждое действие приносит новые ощущения.

Он поднял правую ладонь и начал осторожно шевелить пальцами.

- Можно потрогать? – спросила Хайно.

- Конечно.

Она прикоснулась к его руке. Рука была гладкая и прохладная, но сквозь кожу девочка почувствовала биение крови в жилах.

- Каждое ощущение теперь имеет намного более богатые проявления, - язык у Нагисы заплетался, он продолжал бормотать, делая перерывы, чтобы отдышаться, - Сколько еще шагов на этой лестнице? Возможно, в конце я стану равным. Краски намного ярче и тоньше, звуки намного сложнее…

Он произнес что-то совсем неразборчивое и уснул. Девочка все еще держала его за руку.

В КОНЦЕ КОРИДОРА

3. [2012 год] Каору ворвался в комнату, подошел к сидевшей у окна Хайно и сказал:

- Я видел твоего отца. Если хочешь с ним встретиться, надо идти.

- Куда?

- Я покажу.

Тенши быстро сложила бумаги на столе и побежала за Нагисой, который уже шагал куда-то по коридору.

- Слушай, подожди, мне что, прямо вот сейчас вот так?

Каору чуть сбавил темп.

- Я не знаю. Но мне кажется, что да. Я вдруг постиг смысл речей Варнавы. Боюсь, Кил обо всем забыл и теперь тебе надо будет ему о себе напомнить.

Он свернул за дверь и начал спускаться по узенькой металлической лестнице.

- Лоренц - это я наоборот: я все больше узнаю, он все больше забывает.

Они вышли через узкую дверь на пару пролетов ниже и оказались в помещении с очень низким потолком – Каору приходилось пригибаться, - но очень широком: ни в какую сторону не удавалось разглядеть стен, только торчали из пола в потолок наклонные стальные балки-рельсы. Пол, балки и потолок были черными; пространство освещалось редкими лампами. Тенши следовала за парнем, стараясь не врезаться головой в рельсу. Он остановился у лесенки, которая вела к люку в потолке. Люк был открыт и через него падал свет от абажура.

- Дальше сама, - Нагиса отошел в сторону и сел на пол.

Девочка осторожно – ступеньки были высоковаты – выбралась наверх. Она оказалась в довольно большой комнате без окон, отделанной неровной белой штукатуркой. Под сводчатыми потолками горели светильники в зеленых и красных абажурах. Та часть комнаты, в которой находился люк, была заставлена компьютерами и измерительным оборудованием, за компьютерами сидели сосредоточенные люди и набирали что-то на клавиатуре. Мигали десятки лампочек, по экранам гуляли зеленые кривые. Такова была первая половина комнаты. Вторая по сравнению с ней казалась пустой. У стены стояла кровать, в которой лежал пожилой человек с забинтованными глазами. Слева от него находился небольшой столик, за которым стоял Варнава. Над столиком на кронштейне были закреплены очки навроде тех, какие выдают в трехмерных кинотеатрах.

Девочка смотрела на человека, лежащего в кровати и, приглядываясь, понимала, что это ее отец. Именно таким было лицо с фотографии. Точнее, оно было моложе и без морщин, без седины и с глазами – оно было совсем другим, но именно таким.

На появление Тенши все эти люди не обратили ни малейшего внимания. Варнава достал листок картона и поднес его к висящим на кронштейне очкам:

- Вы видите, что это?

- Нет, - произнес лежащий. Варнава отошел на два шага назад.

- А теперь?

- Зайчик…

Хайно чувствовала, что должна заговорить, но в горле пересохло, и она не могла из себя выдавить ни звука.

- А вот это что, по-вашему? – Варнава убрал первый картон и достал другой.

- Колечко.

Варнава убрал и этот листок, при этом Тенши смогла его разглядеть – изображение действительно напоминало колчеко, но скорее было похоже на шар, испещренный черно-белыми зебровыми полосками. В центре они были тусклее, чем по краям; должно быть, человек в кровати их не разглядел.

- Ну а это?

- Свисток.

- Папа… - наконец смогла выговорить Тенши.

- Кто это? – спросил лежащий, - к кому она обращается?

- К вам, скорее всего, - ответил Варнава, - господин председатель, это Тенши Хайно. Вы говорили, что хотите решить ее судьбу.

- Ах да, конечно. Это она?

- Да.

- Доченька… - председатель задумался, - извини, конечно, что так получилось. – он обратился к Варнаве: - Дайте мне телефон и соедините с Гроссуэллом.

Варнава достал откуда-то телефонную трубку, нажал несколько кнопок и передал лежащему.

- Алло. Мне понадобится ваша помощь. Вы готовы? … Отлично. Детали вам сообщат, - председатель вернул трубку Варнаве. – Тенши, я не смогу лично заняться твоим воспитанием, но смогу тебя устроить. Поверь, так будет лучше, - он перевернулся на бок.

Варнава отошел от своего поста и положил руку на плечо Тенши:

- Ты должна идти. Я понимаю твои чувства, но такова ситуация. Твой отец – великий человек и именно поэтому он не сможет стать твоим отцом в полной мере. Ни о чем не беспокойся. Я постараюсь организовать все в наилучшем виде.

Он подвел ее обратно к люку и мягко подтолкнул вниз. Тенши спустилась по лестнице, и Варнава захлопнул люк. В подполе стало еще темнее. Каору все сидел, сложив ноги по-турецки, он поднял глаза на Тенши:

- Что произошло?

- Ничего.

Тенши пошла к выходу, но через несколько шагов вмазалась лбом в стальную балку. В голове засверкали звезды, глаза наполнились слезами. Тенши осела на пол, всхлипывая.

- Да что все так!? Почему ничего не выходит?

Она сама не вполне понимала, зачем это говорит. Каору подошел к ней и присел рядом.

- Я уже ничего не понимаю.

- Думаешь, я понимаю? – слезы полились дальше, - думаешь, я могу тебе что-то объяснить? Почему? Что ты меня мучаешь?

- Тенши, - Каору присел рядом с ней, - ты неправа. Это твои ощущения говорят в тебе, навязывая ложные слова. Варнава найдет тебе опекуна. Ты полетишь дальше на запад, и тебя там будут любить. У тебя будет забор, сверкающий в лучах заходящего солнца и качели и лужайка поросшая травой. У тебя будут болтливые подружки, которые всегда найдут нужные слова, когда их будет не хватать тебе, которые будут заражать тебя смехом, и в итоге ты станешь улыбчива сама по себе.

Тенши смотрела на него, завороженная.

- Откуда тебе знать?

- Так было тысячи, миллионы раз, с тысячами, миллионами таких девочек как ты, пусть даже ты совсем не похожа ни на одну из них.

- Ты что, это видел? – Тенши спросила и испугалась, что Каору может решить, будто она над ним насмехается. Впрочем, она ведь произнесла слова тихо и серьезно?

- Я знаю. Я не видел, я не чувствовал. И в этом беда.

- Ты как стеклянная фигурка. Хрупкий. Мне тебя жалко.

- Другими словами – ты любишь меня.

Мир раскололся. Тенши вскочила.

- Да ты… дурак! - она побежала к выходу и на этот раз ухитрилась ни обо что не удариться, и не споткнуться, и не заблудиться в лабиринте опор.

Остаток дня и вечер девочка провела в окрестностях столовой – там было, где присесть и посмотреть телевизор, делая вид, будто ни о чем не думаешь. Лишь поздно вечером она решила забраться в комнату. Тенши надеялась, что Нагиса спит, но почти в это не верила. Однако к ее удивлению это было так – он лежал на своей кровати, отвернувшись к стене, и дышал ровно. Девочка завалилась на свою и попыталась заснуть. Как ни странно, это получилось почти сразу.

Нужно было улетать. День выдался серым и очень ветреным – и транспортный конвертоплан кружил над платформой причудливыми узорами, пытаясь приземлиться. Варнава говорил, вроде бы тихо, но Тенши отчетливо его слышала:

- Возможно об этом тут многие забыли, но я все же должен сказать это тебе – не стоит распространяться о чем бы то ни было из виденного тобой здесь. Эта информация, а особенно данные о сущности и способе существования Каору Нагисы крайне нежелательны к распространению. Я прошу тебя по возможности молчать об этом. Ты согласна?

- Согласна. Зачем мне кому-то что-то говорить

- Вот и отлично. Это просто здорово, что ты все понимаешь.

Нагиса подошел к ней. Ветер трепал его седые волосы.

- Счастливого полета, Тенши-кун. Мне было весело. Я надеюсь увидеть тебя еще раз через пару лет.

Он широко улыбался и за этой улыбкой не крылось ни обиды, ни злорадства. Хайно вдруг захотелось остаться тут хоть на день, хоть на минуту дольше, чем было положено. Но транспортник уже сел и отворил двери – пришла пора отправляться.

В КОНЦЕ КОРИДОРА

4. [2016 год] Потом она попала в Америку в приемную семью. Там началась новая жизнь, которая была даже по-своему нормальной. Дни пролетали вслед за днями, повинуясь логике вещей…

- Вот, значит, как. Тогда ты должна меня… - Синдзи недоговорил. Он поднял свою ладонь и начал ее пристально разглядывать. Рыжие волны задвигались быстрее, более бурно.

– Наверно, мне нужно тебя утешать. Наверно, мне нужно сказать, что жизнь меняется, и придет новый день, и появятся новые, нежданные радости, и снова будет солнце, и возникнут новые цвета. Это говорят мне все кто стоят за моей спиной, все которые составили меня, обратившись в эльсиэль. Да вот только сам я в это давно уже не верю. Как думаешь?

Тенши не хотелось ничего говорить. Открыв душу Синдзи, она оказалась выжата как лимон и уже не могла говорить о чем-либо. Тем более, не могла принимать какие-либо решения.

Синдзи протянул к Хайно руку. По мере того, как его пальцы приближались к ее лицу, они меняли цвет, становясь из белых медно-желтыми. Потом они потеряли форму, повиснув, словно резиновые. С руки парня стали падать янтарные капли. Тогда он отнял ладонь от девушки и снова поднял перед собой. Она приняла нормальную форму, затем снова расплылась. Казалось, он играет с собственным телом.

- Меня этому Аянами научила.

Рука Икари приняла нормальную форму. Только стало заметно, что его правая кисть меньше левой – наверное от пролившихся из нее янтарных капель.

- Ты пришла сюда по указанию того человека, которого называешь своим отцом, чтобы собрать для него информацию. Только я вижу, что тебе до этого нет никакого дела. Мне до этого тоже нет никакого дела, но речь не об этом. Речь о том, что теперь до этого в принципе не может быть никакого дела.

Ты хочешь откинуть свое теперешнее существование, которое, возможно, несравнимо с тем, что тебя ожидает? Честно, я сам до конца не понимаю, что именно должно произойти и во что именно нам следует превратиться. Но подумай сама, стоит ли этого жизнь?

Он снова потянулся к девочке рукой. Только теперь рука не изменила цвета и не потеряла форму. Вместо этого окрасилась янтарем и поплыла кожа самой Хайно. Она чувствовала, как ее руки наполняются теплотой.

- Значит, ты со мной согласна, - заключил Синдзи.

Аюпа Гагарин под чутким руководством Тенши Хайно,

27 февраля – 9 июня 2013 года

Лоренца волокло в беспорядочном красно-желтом пространстве. Все цвета исходили из красного с золотым – и синева неба, и зелень листьев, и белизна снега (белого снега котельниковского котла – Адам и Лилит, как давно это было! Я думал, что смог это забыть!). В полете его крутило и переворачивало вокруг всех осей, которые только можно представить. Его несло сквозь обезумевшие воды ноосферы, сквозь чувства миллиардов людей, которые, несомненно, летели тут же, рядом с ним. Но он чувствовал их только тогда, когда их судьбы соприкасались – так он увидел того самого писаря – заспанного и не вполне трезвого, мучительно думавшего об оставшейся в тылу семье, - из-за ошибки которого военнопленный Лоренц фон Киль превратился в военнопленного Кила Лоренца. Надо же, оказывается, тот человек был еще жив.

Он видел и чувствовал своих товарищей, с которыми в конце пятидесятых начал работу над теорией комплементации сознания. В угаре молодости, в романтике прогресса. И тогда, видя, как структура окружающего пространства, к центру которого он несся, упрощалась, становилась более ровной, Лоренц закричал им (а они закричали ему):

«Мы ошибались! Это не следующая ступень эволюции! Не сияющая слава обновленного сверхчеловечества! Это лишь возвращение к бесформенному демону, одинокому в пространстве Вселенной!»

Но было поздно что-то кричать тому, кто уже все сделал и ничего больше сделать не мог, тому, кто уже влился в единое целое. Лоренца тащило все дальше, через хао̀с, постепенно превращающийся в ха̀ос. Но странным образом в этом рыжем потоке встречались островки субстанции, которая не спускалась вниз, но оставалась на месте, возможно даже поднималась вверх. Это вовсе не было царство информационной смерти – что-то здесь все же выживало. Кил, как мог, вглядывался в эту взвесь, но она была слишком далека от его личности, и он видел лишь размытые серые облачка. Так, в мерцающей эмульсии медленно, незаметно для ее составляющих, поднималась вверх фигура, слитая из двух человеческих обличий, – адамкадмон. Кил не был уверен, но кажется формой эти серые статуи образовывали первое и третье дитя. Он ни разу не видел в лицо ни первую, ни третьего, поэтому сказать уверенно не смог бы. Другой адамкадмон он неожиданно смог разглядеть четко, даже в цвете. Два обличия сходились у поясницы: ноги фигуры были едины, хотя и имели две пары ступней, смотревших в разные стороны. от поясницы расходились в разные стороны два туловища. Два лица были разнесены на метр друг от друга и смотрели глаза в глаза. Руки переходили от одной сущности к другой на уровне предплечий – кисти были не видны. Одно из лиц было мужским, Кил сразу узнал в нем обличие Табриса. Однако ни за что не сказал бы, что последний ангел может иметь столь сосредоточенное выражение. Другая фигура принадлежала девушке, ее черты казались председателю смутно знакомыми, он силился, но не мог их вспомнить. Длинные серебристые волосы словно щупальцы опутывали окружающее пространство, лицо девушки было совершенно безмятежно. Лоренц хотел обратиться к ним, но не мог не знал, что сказать. Комплементационный поток уносил его дальше в бездну хаотического равновесия.

Аюпа Татарин и его дурь,

9 июня 2013 года