Но вернёмся в гостиную Меррипит-Хауса, где наши дражайшие Синдзи, Аска и Стэплтон-старший обсуждали обстоятельства гибели соседствовавшего с ними самодура-помещика Чарльза Баскервиля.
- Итак, mein liebes Fräulein, вы хотите сказать, что этим вечером причинять здоровью нашего соседа тяжкий вред должны были вы? – прищурился энтомолог.
- Я такого не говорила! – вспылила барышня. Несмотря на прелести своего характера, она и Сина, и Рей любила.… В глубине души. Где-то…очень…г-глубоко.
- Ну, хорошо, не говорите. Думаете.
Стэплтон сидел в кресле, подобный сфинксу, буря собеседницу своим ернически-проницательным взглядом. Аска уже было открыла рот, дабы сказать что-нибудь язвительное, но тут же осеклась и налила себе ещё чашечку кофе.
- Сударыня, я ни в коем разе не хотел оскорбить вас в лучших чувствах. Ваше стремление бороться за идею весьма похвально, отчизна вас, вне всякого сомнения, не забудет. Но лезть поперёд батьки в пекло не стоит.
Стэплтон встал с кресла, отложив верный энтомологический справочник, прошёлся по комнате, обозрел из восьмигранного окна вересковые пустоши, а после подошёл к собеседнице и нежно потрепал её по головке.
- Дорогая, смотри на вещи оптимистичнее. Одним цинизмом не прожить в этом мире, чем больше нападаешь – выше риск поражения. Это не первый сэр, не он и последний. Ещё повоюешь.
Барышня повернулась к энтомологу, и теперь смотрела на мужественное загорелое лицо охотника за чешуекрылыми, новатора и изобретателя Сачка Ванделера. Тот по-доброму ухмыльнулся и продолжил:
- Выше нос, Аска. Телеграмма в Канаду отправлена. Сэр Генри Баскервиль не заставит себя долго ждать. Он – твой персональный объект. Твоя задача – окучить его по-хитрому, довести до кондиции. Сынок…
Синдзи уставился на отца, приготовившись внимать каждому его слову.
- Ты должен обработать сэра, как только тот «поплывёт». Пусть помучается. Эти баскервили решили, что им всё дозволено. Когда он поймёт, что у него нет шансов, это будет удар почище морды Собаки.
Синдзи и Аска воззрились друг на друга с некоторым удивлением. Затем грозная барышня вопросила:
- Ах ты ж.… Это что же, я должна имитировать семейную жизнь с этим.…Ух! – в тоне её преобладало девичье негодование.
- Отец.… Значит, я должен дать отпор сэру, которого Аска сама же и охмурит? – Синдзи был несколько ошарашен.
- Ну-ну-ну, спокойнее, дорогие мои, - Стэплтон хихикнул, отрезая кончик сигары гильотиной. -  Во-первых, согласно легенде, вы не муж и жена, а брат с сестрой. Негодование брата, узнавшего о связи сестры с баскервилем, вполне оправданно. Ибо этот сэр тот ещё фрукт, которому вскоре грозит стать овощем. Разумеется, нашими скромными усилиями.
 Аска вознесла руки к небу.
- Ладно, допустим, что я и бака-Синдзи родственники (тьфу ты, это даже звучит глупо!)… Вы всерьёз полагаете, что неудачи на личном фронте доведут Генря до ручки?
Бравый энтомолог усмехнулся.
- Разумеется, нет. Считать так было бы несколько самонадеянно с моей стороны, ваши действия – лишь половина плана. Дело в том, что сэр Генри Баскервиль…
Да-да, следует рассказать немного о характере загадочного наследника.
Сэр Генри был в своих привычках ещё хлеще покойного сэра Чарльза. Впрочем, приятных сторон в поведении последнего было гораздо больше. Во-первых, американский наследник был немного косноязычен и не обладал умением «коснуться до всего слегка с учёным видом знатока», что, естественно, не делало его интересным собеседником. Во-вторых, за годы проживания в Алабаме, да и вообще в Североамериканских Соединённых Штатах, Генри так навострился в стрельбе из кольта, что просто не мог не продемонстрировать свои умения при всяком удобном и неудобном случае. Как говорится, берегись, посуда! 
Помимо этого, молодой сэр имел ещё тысячу и одну блажь, перечисление которых заняло бы не одну страницу. Коснёмся лишь малой их части.
У сэра Генри была некая маниакальная страсть к коричневым ботинкам, которые он любил мазать чёрной ваксой из коробочки с портретом атлетического вида лошади. Ещё он зачастую брал с собой на прогулки седло. Для чего наследник это делал – одному богу известно. Конечно, сэр уважал конные прогулки и с наслаждением ширял по прериям на гнедом рысаке. Возможно, он просто по рассеянности забывал прицепить к седлу лошадь. Ещё одна страсть, роднившая его с мистером Чарльзом, пожалуй, фамильный признак рода Баскервилей – влечение ко всяческим техническим новшествам. Дисковые и цилиндрические фонографы, пишущие машинки, проводные и беспроводные телеграфы, свечи Яблочкова, фонари Эдисона-Свена – всё занимало пылкое нутро сэра Генри и накапливалось в его жилище. Надо ли говорить, что теперь эти коммуникации рисковали переехать в Баскервиль-Холл, осложнив тем самым и без того нелёгкую стэплтонскую жизнь.
Если же американский баскервиль напивался, это становилось полным коллапсом. Размахивая кольтом, он интересовался, какого рожна орхидеи ещё не зацвели, и какую роль сыграет их цветение в промышленной революции, а после начинал орать «Янки дудль», демонстрируя свои навыки в стрельбе. После таких учений, как правило, число фонарей Эдисона-Свена уменьшалось раза в четыре, а через седло можно было пропускать вермишель.
Таков был сэр Генри, которого следовало разъяснить нашим юным товарищам.
- Да, ребята, разбередить баскервильское сердце – это полдела, - продолжал Стэплтон-старший, попыхивая сигарой. – Следует помутить его рассудок. Потерпев неудачу на личном фронте, Генри почти наверняка запьёт. И, разумеется, в пьяном виде отправится на болота, а там его уже будет поджидать наследственная Дикая Охота – три стальных очаровашки с фосфорными мордашками.
Стэплтон довольно потёр руки.
- О…отец! И что, нам его.… Кушать?! – с ужасом воскликнул Синдзи.
- Что ты, сына? – энтомолог усмехнулся. – Это всего лишь психическая атака. То, что прокатило со стариком, прокатит и с алкоголиком. Если не Vitium cordis, то delirium tremens ему гарантирована. Для нас было бы безопаснее, если бы он дал дуба в связи с циррозом печени.