- Милости прошу к нашему, как говорится, шалашу! – улыбаясь, провозгласил новоявленный владелец Баскервиль-Холла. – Мы вас изволили ждать с нетерпением.
- Весьма польщён вашим столь высоким вниманием к моей персоне, - сухо ответил Стэплтон-старший, пожимая сэру его мозолистую ковбойскую руку, - однако позвольте нам войти. Как-то не слишком этично будет надолго оставлять моих барышень на улице в столь поздний час. Войдем к гостям, а в зале я уже их вам представлю.
- Ладненько-ладненько, - засуетился Генри Баскервиль, – Mademoiselle, s'il vous plaît!!
Рей и Аска поднялись на террасу холла, отвесили сэру поклон и с достоинством прошествовали в каминный зал Холла.
- Ах, charmant, charmant! – восхищался молодой помещик. – Удивительно милые особы, вот-вот на выданье…
- Если вы клоните туда, о чём я сейчас думаю, - перебил его энтомолог, - то подобные вопросы с кондачка не решаются и не решались никогда. Всему есть своё время. Проходите, сын мой.
Спотыкаясь и погружаясь в стеснение, Синдзи обменялся с виновником торжества рукопожатиями и проник следом за дамами.
- Я пойду к гостям, - сказал сэр Генри, виновато откланиваясь и подмигивая Стэплтону – дескать, потом продолжим разговор, как вам угодно. Тот же пробормотал под нос что-то ругательное и крайне обидное. В этот момент к энтомологу подошёл его общий с «остолопом и ослом» Баскервилем знакомый, юный сельский врач по фамилии Мортимер.
- Добрый вечер! Как оно ваше ничего? – насмешливо спросил доктор.
- Здоровье в порядке, спасибо зарядке, - ухмыльнулся собеседник. – Чего и вам желаю. Кстати, вам не кажется, что вы малость перегнули палку?
- О чём вы имеете честь говорить? – удивился Мортимер, всё так же широко улыбаясь.
- А то вы не знаете? – Стэплтон принялся сверлить доктора глазами. – По-моему, напрягать лондонских детективов банальным сердечным приступом не стоило, у них и без того полно работы.
- А улики? – врач оставался невозмутимым. – Там же были собачьи следы, пятидесятого размера, заметьте.
- А с чего вы взяли, что это собачьи следы, раз они пятидесятого размера? – парировал Стэплтон. – Очевидно, что собак с таким размером лап нет и быть не может. Мне лично представляется, что добрейший сэр Чарльз издох абсолютно по другой причине.
Мортимер рассмеялся.
- И по какой именно причине, позвольте осведомиться?
- Охотно поделюсь с вами своими соображениями, - не остался в долгу энтомолог. – Итак, наш дражайший и не в меру учёный сосед имел привычку разговаривать с гранитными столбами. И вот в эту тёмную ночь…
- Да, но у него не было привычки бродить по ночам чёрт знает где.
- Боже, да это же очевидно! Он наверняка кого-то ждал, и этот кто-то – явно женщина. Кого ещё можно ждать у калитки в столь поздний час?
- Логично, - согласился Мортимер.
- Так вот, - продолжал Стэплтон, - он имел привычку разговаривать с гранитными столбами в порывах размышлений. И вот он задаёт столбу, значит, вопрос, а тот ему возьми и ответь!
Мортимер открыл рот, и пребывал в таком состоянии с минуту, затем расхохотался на пару с энтомологом.
- Х-хорошо,- проговорил, наконец, доктор, утирая слёзы, - я буду иметь вашу остроумную теорию в виду. Боже, я вам почти поверил!
- Однако, - заметил Стэплтон, взглянув на подержанные швейцарские часы, доставшиеся ему от отца, - мы совсем забыли о главной цели нашего визита сюда.
- Да – да, - посмеиваясь, кивнул Мортимер, - Пойдёмте же к гостям!
И джентльмены отправились в каминный зал, смеясь и похлопывая друг друга по плечу.
А в каминном зале Баскервиль-Холла между тем вечер только-только начинался. Ожидая Стэплтона-старшего и Мортимера, гости мирно беседовали друг с дружкой, предоставленные сами себе.
- Прекрасное вино… и прекрасные портреты! – проговорил мистер Ватсон, смакуя мускат, и обернулся к коллеге.- Не так ли, Мисато?
- Портреты, может быть, и прекрасные, а винишко, откровенно говоря, дрянь, - пробурчала та под нос. – Не так ли, Пен-Пен?
«De gustibus non est disputandum, -  подумал Пен-Пен, уплетая сервированную по всем правилам иваси. - Будем жить! Всё-таки хорошо, что я ошибся. Человеку свойственно ошибаться, а уж пингвину-то тем более».
И его клюв растёкся в сладостной улыбке.
Сэр Генри в этот самый момент уселся рядом с Аской, крепко сжав её аккуратную ладонь.
- Скажите мне, милая, обворожительная, из каких же краёв вы родом? У вас внешность человека с континента.
- Ну, вы, вообще-то, и сами давеча с континента, - ехидно парировала барышня, - но я вам, так и быть, отвечу.
Глаза её загорелись, щёчки запылали… Должно быть, всему виной тяжёлые воспоминания. Что ж, послушаем.
- Родом я из Германии, моя мать была очень дружна с герром Ванделером, которого я знала с самого раннего детства. Он очень хороший, добрый и заботливый человек – вот он какой! В жизни матери не всё ладилось, и герр Ванделер часто помогал ей, подставлял, так сказать, плечо в трудную минуту. Но однажды он уехал.… Уехал надолго, а в жизни мамы снова началась тёмная полоса, и она оказалась в палате для умалишённых. Узнав об этом, герр.… Он сразу же бросил всё и вернулся к нам, но mutti…. Моя дорогая мамочка…
Но что это? Слеза…. Надо же, оказывается, даже эта сильная девушка может плакать. Сэр промокнул платком глаза, и заговорил:
- Мне… Мне очень жаль вас, я.… Дорогая, простите меня, идиота, увальня, простите! Пойдёмте-ка за стол, все гости уже собрались…. Ах я, осёл!
Старик Френкленд наблюдал за сей сценой не слишком одобрительно и ворчал про себя: «Какой же толстокожий, бегемот, как есть бегемот. Виданное ли дело – барышень до слёз доводить! Надо поискать в наших законах что-нибудь для подобных случаев, даст бог, сотню фунтов выиграю».
А Стэплтон… Стэплтон, сидя за столом, усмехался и потирал руки. «Всё идёт по плану, Джек, - говорил он сам себе, - всё идёт по плану. Циклопидес в сачке, а Генри на удочке».
И после громко, во всеуслышание, добавил:
- Вот и славно, трам-пам-пам!