ТАБЛОИД

Просыпаешься в Токио...

Недолгий перелёт, и я схожу с трапа в Токио-2 – административном центре Японии. Ручной клади нет, таможня и регистрация занимают около двадцати минут.

Добро пожаловать!

В здании аэропорта меня встречает миловидная японка с черными как смоль волосами, репортёр из Асахи симбун. На ней идеально белая блузка и шерстяная юбка до колена. При всей кажущейся строгости, с близкого расстояния выглядит она очень привлекательно.

– Мистер Томпсон? – она обращается ко мне на английском.

– Да, а вы наверно Мика Кеико? – к сожалению, с японским у меня туговато.

– Да-да, пойдёмте, нам нужно успеть добраться в Токио-3 до наступления комендантского часа.

Её английский почти безупречен, кроме... Буквы "л". Похоже, это у них врождённое.

Мы быстро проходим к небольшому "аквариуму" проката машин.

-Выбирайте машину, у нас даже есть американские модели, – с нотками гордости в голосе говорит Мика.

– Сколько у нас времени?

Она бросает взгляд на миниатюрные часики, великолепно смотрящиеся на изящной ручке.

– Чуть больше трёх часов.

Задумчиво хмыкнув, я тыкаю пальцем в название машины.

– Она в нормальном состоянии?

– Что вы, конечно! – заверяет меня администратор. – Оформлять?

– Да, оформляйте на меня, – Мика вытаскивает права.

Нам выдают ключи, и мы спешим на стоянку.

Такую машину ни с чем не спутаешь. Настоящий американец. Плимут гранд фьюри. Конечно, рассекать на такой машине по японским дорогам это пижоноство, но быстро добраться – значит, быстро добраться.

Мика бросает мне ключи и улыбается – вы поведёте.

Мы садимся в машину, ещё пять минут на уточнение маршрута по нашедшейся в бардачке карте. Сто пятьдесят восьмое перекрыто, приходится искать объезд – главное выехать на хайвэй, а там уже прямая дорога почти до самого Токио-3.

Я завёл машину и осторожно выехал со стоянки.

Вокруг теснились стеклянные гиганты. После разрушения старого Токио, правительство в срочном порядке перестроило находившийся здесь город и перенесло столицу. Короткого взгляда хватило, чтобы понять – небоскрёбы и улицы здесь почти такие же, как и в моём родном Лос-Анджелесе.

Немного везения со светофорами, и мы уже выезжаем из города. На въезде на сто пятьдесят восьмое шоссе стоят знаки ремонтных работ.

Мы свернули на девятнадцатое и, ежеминутно сверяясь с картой, нашли заезд на хайвэй. С многоярусной развилки мне удалось разглядеть чёрно-белые «ремонтные работы», в ту сторону как раз сворачивала ещё одна полицейская машина. Будь я дома, я бы рванул туда с журналистским удостоверением наперевес, но здесь я не за тем.

У пропускного пункта я сбавил скорость, Мика заплатила за проезд, а я пообещал вернуть, как только разменяю деньги. Я быстро прикинул расстояние, которое нам необходимо покрыть – получилось, что если держаться на пределе допустимой скорости, доберёмся мы намного раньше, чем планировали.

Я открыл окно и спросил у Мики разрешение закурить – она не возражала.

– Вы к нам надолго, мистер Томпсон?

– Можешь звать меня…

Как? Я представил, как она будет выговаривать «Малкольм» или «Мал» и улыбнулся. Очень кстати пришлось старое прозвище.

– Можешь звать меня Томми. Не знаю, у вас тут что-то вроде войны – опасно.

Я выпустил дым и заметил на горизонте тёмную полосу.

– Томми? – удивлённо переспросила она.

Я рассказал ей про шутку коллег на тридцатый день рождения. Тогда меня на столе вместо моей печатной машинки ждала другая. Чикагская. С полным магазином холостых патронов. Я напялил шляпу и под радостное гиканье дал очередь над головами, а Джерри меня сфоткал. «Перо разит сильнее меча – репортёр криминальной хроники Малкольм Томпсон выходит на тропу войны».

Правда мне пришлось немного пояснять историю – фамилия, автомат Томпсона и его прозвище – томми-ган.

– А что с аэропортом в Токио-3? – поинтересовался я.

– Там только военный аэродром, пассажирские рейсы садятся в Токио-2 и потом люди, если надо, едут на автобусе или на машине в Токио-3. Но сейчас началось повальное бегство, в городе слишком неспокойно – ангелы.

Я усмехнулся – посмотрим потом на рожи вояк. Но вот ангелы…

В салоне стало душно. Несмотря на вечер и открытые окна жара не спадала. Я придерживал руль и успевал смотреть по сторонам – дорога пустая и почти прямая.

– Вы ведь вроде репортёр криминальной хроники? – спросила Мика.

– Точно. Удивляет, что я тут делаю?

– Да, немного.

– Редактор решил, что мне пора подыматься на новый уровень. Не то чтобы мне самому этого очень хотелось – платят неплохо, работа мне нравится, так что напишу статью и обратно к себе.

– Да, я читала вашу статью о фальшивомонетчиках. Вы так подробно всё описали, будто сами там были.

– Так и есть. Я был знаком с Ченсом. После небольших курсов, он разрешил мне побывать, так сказать, на передовой. Пришлось, правда, кое-что подправить и переписать, иначе люди бы просто не поняли их действий.

– Ой, простите.

– Ничего, это была его работа.

– И вы не скорбите о друге?

Друге? С ним не то что разговаривать, просто находиться рядом было невозможно. Неудивительно, что никто не хотел с ним работать.

Я промолчал в ответ.

– Знаете, наверное, дел вам тут осталось немного, у меня уже есть почти полная история НЕРВ. Я позволила себе немножко разузнать.

– Деньгами делиться не буду, – засмеялся я. – Я об этом не просил.

– Ну, я же не могу быть просто проводником!

– Всё нормально, что-нибудь придумаем. Лучше расскажи, что сейчас творится в Токио-3.

– Странный город, мне в нём немного неуютно. А сейчас… – она поёжилась. – Слишком безлюдно, для такого большого города. Я стараюсь там долго не задерживаться. Больше всего, конечно, впечатляют убирающиеся под землю здания. Я пыталась выяснить, как это работает, но всё засекречено.

Быстро темнело. Не из-за вечера – темно теперь только глубокой ночью – тучи заволакивали всё небо, и уже доносились раскаты грома, хотя гроза была ещё далеко. Поднялся ветер. Деревья по краям шоссе гнуло почти к самой земле. Дождь начался неожиданно, я просто моргнул и с удивлением увидел перед собой непроглядную стену воды. Видимость сильно сократилась, дорога стала скользкой – пришлось сбросить скорость. Включил фары – хорошо, если добавило хотя бы пару метров видимости.

Гром заглушал рёв мотора, разговаривать стало невозможно. Молнии стали настолько яркими и частыми, что даже не нужен был свет в салоне.

Я включил аварийки, чтобы не словить такого же бедолагу, застигнутого дождём.

Так прошло около часа. Мика скучала, но понимала, что отвлекать меня от дороги сейчас равносильно самоубийству. Да и собеседник ей попался неразговорчивый. Она пыталась дремать – с горем пополам, вроде, получалось, а я боролся с ощущением, что свернул не на том повороте.

В темноте и за стеной дождя я не видел указателей. Дорога сузилась, и теперь я не представлял где мы. Сказал ей об этом – только пожала плечами. Скорее всего, за шумом просто не расслышала. Несколько раз впереди сверкнул расплывчатый огонёк. Ярче и ярче – мигающая неоновая вывеска.

– Как ты смотришь на то, чтобы переждать тут дождь и немного отдохнуть? – я повернулся к Мике.

– Только за, – устало и сонно сказала она.

Чтобы она не сильно намокла, я подъехал как можно ближе к дверям и медленно двинулся вдоль стоянки в поисках свободного места. Ненастье загнало всех под любое подобие крыши и свободное место нашлось только на дальнем конце стоянки – пока добегу насквозь промокну. Я заглушил двигатель. Схватил с заднего сиденья плащ и рванул к дверям.

Обычный грязноватый мотель. В холле практически пусто – в углу кучкуются неприятного вида трое. Табличка: "В номирах не курить". Нам повезло – сняли последние две комнаты в разных концах коридора. Мика осталась внизу поесть. Я поднялся к себе.

Щёлкнул тугой замок. Запах пыли. Тусклая лампочка. Тараканы не разбегаются и то хорошо. Шорох под полом – мыши. Вода есть, ванная чистая. Отвратительная звукоизоляция: внизу кто-то блюёт, справа скрипит кровать.

Не раздеваясь, лёг на кровать. Жалобно скрипнули пружины. Даже после перелёта спать не хотелось.

Сгоняй в Японию, напиши статью про НЕРВ. Что может быть проще?

Закрытая исследовательская организация, образованная из не менее таинственного института Гехирн. Что про них известно? То, что они тратят астрономические суммы за рекордно короткое время. Обслуживание Евангелионов вылетает всему миру в копеечку, интересно, сколько из этого реально идёт на нужды института?

Огромные роботы, управляемые детьми, один из которых сын командующего. Вот это уже интереснее. Евангелион-01, кажется. Мелькает в новостях чаще всего, причиняет больше всех разрушений – и при этом никто не может сказать и слова поперёк. Конечно, они же спасают нас от новой катастрофы. Пока они это делают, они неуязвимы. Разбор полётов будет после.

Написать историю с самого создания – ещё с Гехирн. Но если Мика всё уже подготовила, то мне остаётся только поскучать на пресс-конференции и лететь обратно. Посмотрим…

Шум снизу. Громкие возбуждённые голоса. Тонкий женский вскрик. Это не моё дело, но… Рефлекс репортёра работает безотказно. Пулей лечу вниз.

Коренастый держит Мику за руку выше локтя. Что-то говорит. Неприятное выражение лица – я такое уже видел. Отвратительно. Если внизу кто-то и был, то давно слиняли.

Мика дёрнулась и всхлипнула – держит крепко. Коренастый только рассмеялся.

Сначала нужно вывести их из себя, пусть нападут первыми. Переключат внимание. Сыграем крутого парня. Хорошо, что я без пиджака. Громко, с вызовом:

– По-моему очевидно, ей с вами не интересно, – пришлось вспоминать все японские слова, которые знаю.

– Ты ещё кто такой? – высокий обернулся.

– Уж точно не шпана, которой нужна щёлка, и нет денег. Знаешь, как в тюрьме из положения выходят?

Толстяк обошёл – в нескольких шагах за спиной. Высокий справа. Поглядывает на коренастого – значит, он главный. Молча, без лишних разговоров, он метнулся вперёд. Толкаю под ноги стул. Наворачивается. Локтём целюсь в лицо толстяку и ухожу вправо назад – загораживаюсь им от второго. Кулак со свистом рассекает воздух – медленно, хоть и сильно. С хрустом сломал ему нос – резкий разворот на носках – серия быстрых ударов. Мебель мешает второму. Подойдёт ближе – будут мешать друг другу. Печень, сильный под челюсть – толстяк падает мешком. Поворачиваю голову. Не успеваю. Ловлю скулой скользящий. На мгновение всё расфокусируется. Интуитивно и рефлекторно ушёл от второго удара – повезло. Снова вернулась резкость. Коренастый возится со стулом. Долго. Под кайфом? Толстяк не спешит подниматься. Корпус – блокирую. Снова лицо – просто поворачиваю голову, пытаюсь ударить в ответ. Предсказуемо.

Неприятный металлический щелчок.

Чуть назад. Пытается достать меня ногой – удача. Выбиваю вторую – задевает головой стул. Вырубился. Коренастый с кнопарём уже делает выпад. Чёрт! На лице гадкая ухмылка. Слишком мало места и уже не успею. Твою мать. Хорошо хоть слева... Увожу лезвие левым предплечьем. Пока рука слушается, бью его по тыльной стороне руки – резкий рывок в сторону. Нож вспарывает рубашку, оставляет длинную борозду. Удивление и страх на его лице. Зрачки – булавочные головки. Ложбинкой между указательным и большим. Чуть выше кадыка. Не убить! Захлёбывается, хрипит. Шаг назад, сильный толчок ногой – опрокинул. Звякнул упавший нож. Отправляю его в путешествие по залу. Осматриваюсь – желающих больше нет. Мика уже исчезла. Саднит скула. Рука немеет, резкая острая боль. Приятного мало. Идиотский способ, но лучше рука, чем кишки на полу. Медленно отхожу к лестнице наверх. В номер – пусто. Дальше по коридору – тихие всхлипывания. Заперто. Отлично. Снова к себе. Подпёр дверь стулом. В ванной обнаружились вата и бинт – похоже, у них такое бывает часто. Рука уже почти не слушается, а одной забинтовать не получается. Шорох у дверей – кто-то скребётся.

– Томми, открой…

Мика. Отодвинул стул и впустил. Глаза покраснели и подпухли. Сопит носом. Неверный свет – блестит бледное лицо.

Я попал под свет лампы. С ужасом посмотрела на распухающую скулу и разорванный мокрый от крови рукав.

– Господи… Это того стоило?

– Лучше помоги.

– Да-да…

Мягкие прикосновения. Рука начинает гореть. Обработать рану нечем. Длинный глубокий порез. Несколько слоёв бинта. Плотно. Дрожащие прохладные пальцы – почти не чувствую. На белой блузке остались капли крови. Маленькая родинка-точка под правым глазом. Прямо на пути слёз.

– Это всё, что я могу. Лучше сразу же по приезду обратиться к врачу.

– Плохая идея. Врачи не дураки – они смогут узнать ножевую рану. Он отойдёт на минутку и вернётся с дежурным полицейским, а потом объясняй им, что да как.

Я подошёл к окну, плотно завешенному непрозрачной шторой воды. Ни конца, ни края – всполохи стали реже, гремит глуше, а дождь будто усилился. Мигнул свет. И без того тусклая лампочка стала ещё бледнее.

Мика села на кровати и подобрала ноги к груди, прислонилась к стене.

– Попробуй поспать, скорее всего, завтра тебе придётся вести машину. Дождь ещё не скоро закончится, так что мы тут застряли.

– А как же ты?

– Не думаю, что смогу сейчас заснуть. У меня в принципе с этим проблема.

– Тебя могли там убить!

– Копов тоже убивают. Кому-то везёт больше, кому-то меньше.

– Я никогда не видела, чтобы репортёр так дрался, – ей просто нужно с кем-то поговорить, отвлечься.

– Я из Лос-Анджелеса, там многие не любят репортёров. Тем более, это обычная уличная шпана, против профессионалов я бы не выстоял. В идеале, нам нужно бы уехать. Тот, что держал тебя – наркоман, не знаю насчёт других. Никогда не знаешь, что им в голову взбредёт. Они непредсказуемы и настырны.

– Я… У тебя были следы уколов на руке…

Боль.

Не отворачиваясь от окна.

– Поэтому, я знаю, что говорю.

Тихо всхлипывает. Заснуть она тоже не сможет.

Я снова подпёр ручку двери стулом. Растянулся прямо на полу.

– Я бы посоветовал последовать моему примеру. Меня ты точно можешь не боятся.

Свесилась с кровати.

– С таким-то фингалом…

Значит, полегчало. Я засмеялся, чтобы немного подправить ей настроение. Но один из этих уродов беспокоил меня. Коренастый – наркоман. Нет гарантии, что он не будет поджидать у дверей, у машины, на лестнице… Их терпению и настойчивости можно позавидовать. Они как комары – пока его не убьёшь, не отстанет.

Лампочка замигала и погасла. Гроза прекратилась. Тихо шумел дождь. Я приподнялся поинтересоваться, что делает Мика. Она спала, свернувшись калачиком, и даже во сне немного всхлипывала. Накрыл её плащом. За дверью раздались крадущиеся шаги. Повернулась ручка двери. Ничего. Даже не пытались открыть. Ручка тихо вернулась на место. Значит, просто так мы не уйдём. Обернулся – она ничего не слышала. Не нужно. Пусть отдохнёт до завтра. На сегодня ей уже хватит.

Я снова растянулся на полу. Пристроил руку поперёк живота – чтобы не задеть лишний раз.

Поездка началась дерьмово.

Утром меня вывели из оцепенения донёсшиеся с кровати зевок и чих.

С трудом передвинув, явно решившую, что с неё хватит, руку, приподнялся. Мика сбросила плащ и потягивалась. Глаза были покрасневшие, но это можно было списать на ночь в пути.

На улице уже шёл обычный дождь. Заметно посветлело, хотя было только раннее утро.

– Если ты уже проснулась, то нам лучше побыстрее смотаться отсюда.

– Ты сможешь вести машину? – она указывала на руку.

– Не думаю. Придётся тебе.

– Хорошо.

– А теперь делаем так. В своём номере ты ничего не оставила?

– Нет.

– Вот ключи от машины. Я выйду из номера первым. Затем, ждёшь на лестнице, пока я спущусь вниз. Потом по обстановке. Но всё время держись у меня на виду. Это для твоей же безопасности.

Набросил плащ, чтобы скрыть вымазанную кровью рубашку. Рывком распахиваю дверь. К противоположной стене – коридор пуст. Мика пробегает вперёд, останавливается на ступеньках. Спускаюсь. Они в холле. Делаю ей знак спуститься. Торчок направился ко мне, рука в кармане. Если там у него пушка… Я злорадно отметил распухшее горло. Сунул руку за пазуху, придётся блефовать.

– Не-а. Стой, где стоишь.

Мика проскользнула к двери. Он остановился. Глаза горят ненавистью. Высокий торчку: «Аккуратнее, я же говорил…»

Хриплый голос, каждое слово отдаётся болью: «Я тебя найду» – «Осторожно, цементные ботинки сейчас по погоде».

Боком прохожу к дверям. Выглядываю на улицу – пусто. Пропускаю Мику к машине. Сажусь спереди.

– Коробка за рулём?

– Да. Нет, не этот… Вот.

Водит она хорошо, нужно только привыкнуть к немного необычно расположенному рычагу переключения передач. На машине ни царапины – всё в порядке. Не похоже на уличную шпану. Но мне остаётся только радоваться.

Вытащил из бардачка карту – выяснить, куда я нас завёз. Съезд только один – на триста пятьдесят восьмое, а потом и вовсе умудрился свернуть чёрт знает куда.
Мы вернулись тем же путём, что и заехали сюда. Оказалось, я не доехал совсем немного.

Меньше, чем через час въехали в пригород Токио-3, здесь уже должно ловить местные радиостанции.

Щелчок радио:

«…добства связанные с внештатным отключением электричества ночью в Токио-3. Администрация города надеется на ваше понимание. К другим новостям. Из-за многочисленных жалоб, поступающих от жителей..."

Она выключила радио. Тихо выдавила:

– Чёрт.

Пожалуй, это было лучшим, что можно было сказать. Огни города – они всегда хорошо видны, даже как просто подсвеченное небо. И через туман, и через завесу дождя будут пробиваться неясные мигающие светлые точки. Зарево огней – по ним можно без труда сориентироваться. Если оно есть. Дождь и отключение электричества – грязный мотель, не то место, не то время.

Раннее утро. Мокрая пыль в воздухе.

Город встретил нас маслянистыми каплями на лобовом стекле. Радужные разводы – в них есть всё, все цвета, все оттенки. В них нет ничего.

Серые мокрые здания – новые небоскрёбы необычной конструкции по соседству со старыми высотками.

– Вот они, – она восхищённо смотрела на дома. – Вот эти с направляющими по бокам убираются под землю. Вы бы видели это... После снятия чрезвычайного положения, шахты открываются и весь город словно растёт из-под земли.

– А старые? Что если кто-то из хозяев вернётся и не обнаружит на месте своей квартиры, а то и всего дома?

– Нууу, – она смутилась, – в них почти никто не живёт, а сами дома должны скоро снести...

– Ясно, если сломает ева или ангел, то городу даже лучше – не нужно тратить деньги.

Мы поехали к ней на съёмную квартиру, заехав по пути в аптеку. Ехать в больницу было бы ошибкой, потому что общение с копами в мои планы не входило.

Мика снимала маленькую квартирку в центре Токио-3. Скромно обставленная, минимум необходимых вещей. Она погнала меня в душ, и пока я там отмывался, переоделась в домашнюю одежду. Когда я вышел, она встретила меня в короткий майке и тёмно-синих шортах, с невесть откуда взявшейся чистой мужской рубашкой. Выдала собранный материал по НЕРВ, усадила на диван и занялась моей рукой.

В аптеке мы купили бинт, какой-то новомодный антисептический спрей и сейчас, разложив всё на кровати, она снимала старую повязку.

Свободной рукой я открыл папку и начал листать.

Здесь были доступные кусочки информации по сотрудникам, чьё имя постоянно на слуху. Я перевернул лист и начал продумывать план действий.

Про Гендо известно меньше всего – к нему не подступиться. Фуюцки – самый старый сотрудник, заместитель командующего. Контактов с прессой не избегает, можно попробовать начать с него. Акаги Рицко – я помню историю с её матерью, вряд ли сплетни будут полезны. Мисато Кацураги – глава тактического отдела, командует каждой операцией и при этом не имеет никакого войскового опыта, будет неплохим дополнением – прибавит читателей среди женщин. Немного про институт, немного про Гехирн и ни слова о...

– Мика, тут ничего нет про пилотов.

Она засияла от гордости.

– Я специально не записывала, это вроде как секретная информация.

– Секретная? Да даже я одного знаю – это сын командующего Икари Синдзи.

Улыбка чуть поугасла, и она сильнее чем надо затянула бинт.

– Первый пилот Аянами Рей – она живёт на севере города в одном из старых домов предназначенных под снос, точного адреса я не знаю, но соваться к ней не стоит, у дома постоянно дежурит служба безопасности НЕРВ. Второй – это Синдзи, он живёт у Мисато Кацураги, и Сорью Аска Лэнгли. Если вы захотите с кем-то из них поговорить, то лучше подойти к ней, она… – Мика немного замялась подбирая подходящее слово помягче.

– Любит купаться в лучах славы, – с усмешкой подсказал я.

– Да, – улыбнулась Мика. – И её тоже можно найти у Кацураги.

– Хорошо, приму к сведению.

– Ну всё, – она закрепила край бинта пластырем. – Но я бы порекомендовала обратиться к врачу.

Я попытался пошевелить рукой, получалось плохо, но было определённо лучше, чем вчера.

– Значит, осталось только отметиться в вашей газете и забрать свой багаж.

– Отлично! Я вас отвезу, – она с готовностью подхватила сумочку и скрылась в шкафу. Вышла она в светлом сарафане, разглаживая на ходу складки.

– Ну как?

– Прелестно, – ответил я и был чертовски прав.

Но ничего дельного из поездки в офис Асахи не вышло. Подходил срок сдачи номера в печать. В отделе городских новостей, где работала Мика, это было особенно заметно. Стрелки неумолимо приближались к часу "ч" и, казалось, что в помещении царил хаос. Редакторы громко подгоняли машинисток, от стола к столу бегали репортёры. Всё это дополнялось гомоном, выкриками и непроглядной завесой сигаретного дома. Но на самом деле это обманчивое впечатление – любому непосвящённому покажется, что тут творится сущий бардак, но именно в это время идёт настоящая напряжённая работа. Каждый работает, не считаясь с остальными, поэтому возникает такой шум и толкотня.

Мика куда-то убежала, а я занял свободный стул и, закурив, наслаждался родной атмосферой.

Раздался предупредительный звонок, вызвавший новый всплеск шума.

Буквально через несколько минут всё кончилось. Репортёры дружно толпой повалили к выходу. Кто размяться и подышать свежим воздухом, кто сгонять в ближайшую закусочную и поесть. Я заметил, как Мика осторожно выглядывает из застеклённого офиса редактора, не рискуя высовываться. Оно и правильно, её бы просто вынесло потоком людей наружу. Помещение опустело и она подошла ко мне.

– Это просто сумасшедший дом, – сказала она. – Я зарегистрировала вас и заодно получила аккредитацию на пресс-конференцию, составлю вам компанию.

Она тихо добавила:

– На вашем месте, я бы сейчас к редактору не ходила – он там просто рвёт и мечет. В одной из заметок сегодняшнего номера факты "немного" несовпадают с действительностью.

Я понимающе хмыкнул.

– Тогда я предлагаю поесть.

Мы спустились к машине, и я посоветовал поискать место подальше – сейчас всё будет забито работниками газеты. Мика согласилась и сказала, что у неё есть кое-что на примете. Мы проехали по городу и свернули на шоссе. Меня удивил этот факт, но я промолчал. Оказалось, что за городом, на горном серпантине, есть обзорные площадки, и на одной из них расположилась небольшая закусочная.

Мы сели у самого ограждения и молча набросились на еду. Мика ничего не ела со вчерашнего дня.

– Люблю это место, – довольно откинувшись на спинку, заметила она. – Здесь так тихо, спокойно, даже забываешь, что город может быть в любую минуту атакован ангелом. Мне просто нравится смотреть на город. Отсюда он не кажется таким неприятным.

Отвлёкшись от созерцания подымающегося кольцами сигаретного дыма, я повернул голову.

Действительно. Обычно, города с большим количеством высоток производят впечатление непоколебимых гигантов. Они угрожающе нависают, холодно рассматривают тебя своими стеклянными глазами и дышат едким смогом. В Лос-Анджелесе это особенно заметно. Вы можете выехать в Беверли Хиллз или просто на один из холмов в пригороде и увидеть поднимающееся сальное марево, застилающее весь город. В городе от него никуда не убежать, оно оседает маслянными разводами на лобовом стекле и сажей в лёгких.

Я ожидал увидеть что-то вроде огромной цитадели, с постоянно дежурящими военными, затравленными взглядами обычных людей. Что серое и мрачное. Гнетущее и медленно затягивающее тебя на самое дно.

"Оставь надежду, всяк сюда входящий"

Но здесь даже здания казались приветливыми, на стёклах весело переливалось солнце, играло с тобой солнечным зайчиком, как с котёнком. Маленькие домики внизу напоминали игрушки. Между ними деловито сновали муравьи-люди, проезжали машины. Неизбежно возникало какое-то странное ощущение домашнего уюта. Наверное, поэтому Мика так любила это место.

Я потушил сигарету.

– Красивый город. Хотелось бы побыть подольше.

Мика покачала головой.

– Это до первого нападения. Потом ваше мнение поменяется.

– Ладно, я думаю, уже можно заглянуть и на аэродром.

Аэродром находился на окраине города, так что мы просто сделали небольшой крюк по шоссе и затормозили возле будки КПП. Мика осталась в машине, а я направился к проходной. Мне преградил путь европеец и грубо поинтересовался насчёт моей цели. Я ответил, что здесь должен быть чемодан, доставленный военным бортом из Рио и предназначенный Малкольму Томпсону. Он ответил, что ничего не знает. Я поинтересовался, где могу найти его начальство. Часовой проверил мои документы и вызвал начальника аэродрома по внутренней связи. Тот оказался более вежливым и объяснил, что самолёт не прибыл, детали уточняют и он очень сожалеет, ведь на нём должны были доставить груз снабжения – в основном запчасти для конвертопланов.

Ну хоть один человек был в курсе, но теперь все мои планы летели к чертям. Я вернулся к Мике в машину.

– Вы так быстро? – она явно не понимала, что я там делал.

– Самолёт из Рио-де-Жанейро, который должен был прилететь вчера, не прилетел. Так что я остался без вещей. Ни камеры, ни диктофона – ничего, – я похлопал себя по карману. – Только ручка и блокнот.

– Жаль, но если вам нужны будут фотографии, я могу их сделать.

– Да ты просто моё спасение!

Она смущённо зарделась.

– Забрось меня в отель, надо отоспаться перед конференцией. На меня забронирован номер в "Кристал марк".

Ещё один проезд по городу, в ходе которого Мика устроила небольшую экскурсию. Мы проезжали через северный город – приют для потерявших кров и отбросов общества. Здесь остались только пустовавшие в большинстве своём старые дома, которые планировалось в ближайшее время снести, постоянный гул строительной техники и стук забиваемых свай. Скоро это место будет не узнать, если мы, конечно, до этого доживём.

Через десять минут она высадила меня на стоянке у отеля.

– Спасибо за всё, Томми, я завтра заеду перед конференцией. Можно я возьму машину?

– Конечно, она ведь зарегистрирована на тебя.

– Точно, – она засмеялась. – Пока.

Я прошёл в холл и забрал ключи у управляющего. Поднявшись к себе в номер, я понял насколько устал, вспомнил, сколько времени провёл без сна.

Сбросил пиджак, свалился на кровать и забыл обо всём.
О поджидающей в тёмной подворотне шпане, о теневых махинациях НЕРВ, о погодных условиях, из-за которых самолёты не прибывают в срок, о нависшей над городом угрозе.

Всё, что я помнил, это лучезарно улыбающееся лицо молодой журналистки.

***

Утром из сна меня вырвало ощущение того, что кто-то мягко, но настойчиво трясёт меня за плечо. Я попытался отмахнуться левой рукой, но задел тумбочку и, заорав, подскочил.

– Мы опаздываем, – укоризненно произнесла Мика. – Конференция уже началась.

Я посмотрел на часы – двенадцать.

– Ладно, поехали.

Я схватил со стула пиджак и сбежал вниз к машине. Нам повезло с регулировщиками – если бы попался хоть один, нам пришлось бы платить штраф и распрощаться с мыслью попасть на конференцию.

Когда мы вошли в зал, представитель НЕРВ что-то отвечал журналисту, бешено строчившему в блокноте. Мы протиснулись на своё место, и я взял наушник с синхронным переводом на английский.

Вопросы были самыми разными и звучали на всех языках мира. Я пытался помечать самые интересные места, но рука отказалась держать блокнот, и я полностью положился на Мику, которая кроме того, что записывала всё на диктофон, успевала стенографировать и снимать. Некоторое время я слушал пустой трёп. Представитель отвечал уклончиво, читал составленные для прессы ответы или говорил, что не может разглашать информацию. По делу было сказано очень мало, и я не был уверен, что дело не в переводе. Мне показалось, что проскочил какой-то намёк на то, что НЕРВ знал, о времени появления первого ангела и был готов к этому. Также им что-то известно и том, когда всё закончится. Но, похоже, пресс-агент быстро понял свою ошибку и только отговаривался или не отвечал совсем. Очень скоро меня начало клонить в сон. Монотонный бубнёж усыплял, а не заинтересовывал.

Я опустил голову и расслабился. Туж же перед глазами возникло отвратительное чудовище с горящими глазами. Оно тянуло ко мне свои лапы. Его можно было бы принять за человека, если бы не жуткий оскал. Но страха почему-то не было.

Я просто открыл глаза и снова оказался в забитом до отказа зале.

– Я выйду на улицу, подышу свежим воздухом, – сказал я, наклонившись к Мике.

Она кивнула, не отрываясь от записей.

На крыльце я вытащил из пачки сигарету и зажёг её.

До чего дошёл – муть какая-то снится. Я потёр виски рукой. Для того, чтобы написать статью о НЕРВ нужно что-то посущественнее, чем зачитанные по бумажке ответы. Придётся пообщаться с местными журналистами и полистать подшивки газет. Или...

Мне показалось, что это мой шанс.

– Господин Фуюцки! Фуюцки-сан, – заорал я на бегу.

Он как раз садился в машину.

Охрана грозно двинулась в мою сторону.

– Фуюцки-сан, подождите, – я повыше поднял карточку "Геральд трибьюн".

– Я могу вам чем-то помочь? – вежливо поинтересовался Фуюцки.

– Да, у вас не найдётся часик свободного времени? Я хочу написать статью об истории НЕРВ и Гехирн, вряд ли кто-то кроме вас сможет мне помочь.

Он посмотрел на часы.

– Если вы действительно из Геральд, то возможно я смогу выделить вам время. Вы уже обедали? – спросил он. – Если нет, то я не прочь немного пройтись до ресторана, где я отвечу на все интересующие вас вопросы.

– Огромное спасибо, Фуюцки-сан.

Он отпустил охрану и мы не торопясь двинулись вверх по улице.

– Знаете, я вам даже в какой-то мере благодарен, – сказал он. – В последнее время, у меня крайне редко выдаётся свободная минутка, чтобы просто так прогуляться по городу, не говоря уже о том, чтобы поговорить с кем-то кроме коллег.

Прояснившееся утром небо снова затягивали тучи.

Мы подошли к зеркальным дверям ресторана. Увидев своё отражение, я понял, что выгляжу немного неподобающе для заведения такого класса. Мятая рубашка, синяк, забинтованная рука...

Я застегнул пиджак на все пуговицы, чем немного улучшил положение. Швейцар в дверях проводил меня неодобрительным взглядом, но промолчал. Фуюцки выбрал столик и быстро сделал заказ, похоже, он частенько бывал здесь.

– Ну что ж, вы можете начинать, – обратился ко мне Фуюцки. – Что вас интересует?

– Да-да, сейчас, – я вытащил блокнот и ручку. – Я бы хотел услышать всё с самого начала. Как вы познакомились с Икари? Ведь вы были знакомы ещё до НЕРВ, так?

– С кем из них? – усмехнулся он. – Но хорошо, начну с начала.

В 99-м, когда я ещё преподавал в Киотском университете, один мой коллега обмолвился о студентке, написавшей работу по биотехнологиям. Я заинтересовался, у меня была своя лаборатория на кафедре биологической метафизики и, изучив работу, я пригласил Икари Юй для небольшой беседы. Я помню, тогда спросил о её планах на будущее, и она сказала, что подумывает о замужестве. После этого мы почти не виделись, до две тысячи третьего года. Я буду рассказывать последовательно, по мере того, как происходили события.

– Да, я потом сам скомпоную, как надо.

Старик снова погрузился в воспоминания и даже забыл о еде.

– Гендо я впервые увидел на крыльце полицейского участка, он выглядел примерно как вы, – усмехнулся Фуюцки. – Рука была забинтована, а на скуле красовался синяк – влез в драку в баре. Можно спросить, вы тоже?

– Нет, я изображал рыцаря и защищал честь прекрасной дамы.

Фуюцки засмеялся. Я тоже растянулся в улыбке.

– И как, успешно?

– Да, довольно таки. Но что вы делали в участке?

– Забирал оттуда Рокобунги, – он заметил моё удивление. – Вы не знали, что он не всегда был Икари?

– Я вообще мало что о нём знаю и, думаю, немногие могут похвастаться близким знакомством с ним.

– Вы правы, и Юй говорила так же – никто не знает его достаточно хорошо, чтобы понять. Но меня назначили его куратором, и я нёс за него ответственность. Тогда мне он почему-то не понравился, показался угрюмым и нелюдимым типом, но, должен признать, способности у него были выдающиеся. Если бы не второй удар, то возможно о нём сейчас говорил бы весь мир. Но случилось то, что случилось. Страна горела в огне гражданской войны. Я переезжал с места на место вместе с беженцами и искавшими спокойствия людьми, пока не осел в бывшем Тоёхаси. Всё что от него осталось это сухогруз и множество маленьких лодочек, которые люди переоборудовали под жилища. Это был две тысячи второй год, врачей не хватало, вспыхивали локальные эпидемии и иногда даже нападали мародёры, так что я пришёлся очень кстати. И однажды осенью пришёл человек. Он сказал, что я был бы полезен в собирающейся в Антарктиду экспедиции. Я согласился, и на корабле снова встретил Гендо, которого считал давно погибшим. Теперь он был уже Икари. Он передал мне открытку от Юй и сказал, что у них родился сын. В Антарктиде мы смогли обнаружить только осколки метеорита, но они были слишком глубоко под водой, чтобы пытаться их вытащить. Тогда же, во время экспедиции, Гендо пригласил меня присоединиться к Гехирн. Природа менялась после Второго удара, мне, как учёному, были интересны причины и последствия изменений, так что я с радостью согласился. Там я уже познакомился с остальными – Наоко, Рицко...

– Простите, я вас перебью. Раз вы упомянули Наоко, давайте вернёмся к первой смерти – Икари Юй. Что тогда произошло?

Он нахмурился.

– Человеческая ошибка. Просто фатальная ошибка.

– И кто её допустил?

– Вы хотите повесить на кого-то клеймо убийцы?

– Нет-нет, просто мне интересно.

– Я не знаю, не знаю до сих пор. Возможно, это была сама Юй, возможно кто-то ещё. Знание об этом не вернёт её к жизни.

– Хорошо, а что с Наоко?

– Самоубийство, неужели вы не знаете?

– Я знаю, что предпосылок не было.

– Понимаете, тогда она только закончила разработку системы МАГИ, она... Что вы чувствуете, когда заканчиваете статью?

Я пожал плечами.

– Удовлетворение, облегчение. Обычно, я сразу же берусь за новую и не успеваю подумать, что чувствую.

– Вот. Для неё МАГИ были больше, чем просто компьютером, это был её опус магнум – труд всей жизни. И когда цель жизни достигнута, то вдруг оказывается, что тебе больше нечего делать. Это неприятное ощущение, мистер Томпсон, очень. Попробуйте дописать статью и несколько дней не браться за новую. Если вам нравится, то, что вы делаете, и вы вкладываете в это душу – вы почувствуете. Это пустота и растерянность. Я не успел достаточно хорошо её узнать. Мне показалось, что она была чувственной натурой. Геофронт тогда ещё только строился, и пустые тёмные коридоры действовали довольно угнетающе.

– Понятно, это было...

– В две тысячи десятом, сразу же после её самоубийства, Гехирн был реорганизован в НЕРВ.

– А что вы можете рассказать о Евангелионах?

Он застыл с поднесённой ко рту вилкой.

– А зачем вам это знать?

– Я не прошу раскрывать секретов, только то, что людям можно знать.

– То, что людям можно знать, они знают, – холодно ответил Фуюцки.

– Вот вы где! – раздался голос сзади.

Мика торопливо шла к нам.

– Мистер Томпсон, это свинство с вашей... – она запнулась, заметив Фуюцки. – Здравствуйте, Фуюцки-сан. Простите, я вас не заметила.

Взгляд старика немного потеплел.

– Это та самая прекрасная дама? – со смешком спросил он.

Я не успел ответить. В городе завыла сирена. Репродукторы разнесли многократно усиленный голос.

На территории районов Канто, Тюбу, включая район Токай, объявляется чрезвычайное положение. Всем жителям немедленно укрыться в убежищах. Повторяю: на территории районов...

Мика побледнела.

– Это ангел...

Фуюцки закрыл только что вытащенный телефон.

– Да, пойдёмте быстрее. Всё равно я рассказал вам всё, что можно. Не буду же я на каждый вопрос отвечать «информация засекречена» или что-то выдумывать. Идите за мной.

На улице потемнело, и лил дождь. Облака плотно закрыли небо. Фуюцки быстро подошёл к лестнице похожей на спуск в подземку и провёл магнитной картой, открывая дверь.

– Спуститесь вниз и пройдёте прямо, там будет вход в основное убежище. Удачи, мистер Томпсон.

Двери закрылись и он остался снаружи. Мика торопила меня и тянула за руку. Я же пытался в темноте рассмотреть тоннель.

Он был очень старым, возможно это была сеть переходов, использовавшаяся ещё при постройке либо заброшенная часть аварийных выходов. В любом случае времени подумать у меня не было.

Я почувствовал, как Мика взяла меня под руку и прижалась ко мне.

– Мне кажется, или ты не боишься? – прошептала она.

– Нет.

– Почему? А вдруг это конец? Конец всего?

– Тогда мы об этом не узнаем. Единственное, чего я боюсь, это мучений перед смертью, если сейчас что-то случится – это будет быстро.

– Ты странный, вы американцы все такие?

– Нет.

Она прижалась ещё плотнее.

– А ведь убежища тоже иногда разрушаются, в последний раз во время боя, когда одно убежищ обвалилось, никто не выжил. Это ужасно...

– И именно поэтому у меня есть идея. Фотоаппарат у тебя с собой?

– Конечно.

Мы вышли в основное помещение.

Внутри оно напоминало обычное бомбоубежище – голые стены, люди теснятся на откидных койках или сидят прямо на полу.

Обвёл убежище взглядом.

Это было именно то, что я ожидал увидеть при приезде в город. Именно те затравленные взгляды. Страх и ужас на лицах.

Отчаяние.

***

Поскальзываясь и поддерживая друг друга мы карабкались по склону холма. С вершины был хорошо виден весь город и возвышающийся над домами евангелион.

– Это вторая, – пояснила Мика. – Её как раз пилотирует Аска.

Дождь даже и не думал стихать. Всё лил сплошным потоком.

Мы были слева от Евангелиона, который уже целился из огромной винтовки куда-то вверх.

– Мика, сколько фотографий боя есть в газетах?

Она быстро смекнула к чему я клоню и схватилась за фотоаппарат. Сделала несколько снимков.

Разрезав облака, на Евангелион упал луч света.

Мика тут же защёлкала фотоаппаратом.

Робот пошатнулся. Выстрелил.

Судорожно продолжал нажимать спуск, пока винтовка не начала сухо щёлкать. Снаряды упали далеко в холмах, несколько разорвалось в пригороде.

– Что происходит? Что это? – Мика удивлённо смотрела на происходящее.

– Если бы я знал...

Ева уронила оружие. Мотая головой из стороны в сторону, согнулась. Схватилась руками за голову.

– Евангелион повторяет все действия пилота...

Евангелион медленно пытался свернуться в позу эмбриона. Защититься от чего-то.

Нам же был виден только луч, похожий на луч солнца. Но он не наносил никаких видимых повреждений.

Откуда-то из города с ослепительной вспышкой грохнул ещё один выстрел. Взлетая, пуля разорвала облака.

– Ещё один?

– Да, наверное, это первая, мне не видно – в ней Синдзи.

Всё стихло на некоторое время. Выстрелов больше не было.

Евангелион-02 всё так же продолжал корчиться.

– Что-то они не спешат вытаскивать пилота, – заметил я.

– Я не понимаю, что происходит... – растерянно повторила Мика. – Не понимаю...

Вдруг я заметил движение в городе. Третий Евангелион. Он держал что-то в руке, но я не мог рассмотреть, что именно. Ева длинными шагами разбежалась и, завершив разбег прыжком, мощно метнула...

– Копьё?

Мика продолжала снимать. Ей было не до вопросов.

Копьё начисто смело дождевые тучи и ярко вспыхнуло в окне чистого неба.

Бой был окончен, так же внезапно как появился, Евангелион скрылся в одной из шахт. Луч исчез и Ева-02 беспомощно застыла.

– Уходим, – тихо шепнул я.

Я не знал последовательности действий после отмены чрезвычайного положения, но торчать на холмах явно было не лучшим вариантом.

По пути домой, мне показалось, что едущую за нами машину я уже видел. Скорее всего, мне просто показалось.

***

– Секретная-то секретная, но если пилоты дети, то наверное можно у них что-то разузнать.

Мы сидели в квартире Мики. Она только что сменила мне повязку на руке и просматривала сделанные фотографии.

– Вы же не хотели заниматься этим? Даже просто историей НЕРВ.

– Теперь мне любопытно, что это за НЕРВ, который сажает детей в огромных роботов и бросает их без поддержки на поле боя. Что-то тут не то. Вот только… Вряд ли нам понравится то, что мы узнаем, но запиши мне адрес Кацураги.

Я подошёл к окну. Улицы были залиты ярким солнечным светом и не напоминали мрачные лабиринты, как во время дождя.

– Знаете, мы находимся в глупом положении человека, рвущегося к цели, которой он боится, которая ему не нужна. Зато это неплохой шанс получить Пулитцеровскую премию.

– Да уж, хуже некуда, – ответил я, глядя в окно.

Она подошла сзади и обняла меня за шею.

– Ты уверен? – тихо прошептала на ухо.

– Уже нет, – ответил я, оборачиваясь.

***

На следующий день я проснулся ближе к обеду и, позавтракав, решил отправиться к Кацураги. Мика уже убежала в редакцию, а Кацураги жила в пригороде на востоке города, так что я рискнул взять машину. Если периодически снимать руку с руля и вести одной, то было вполне терпимо.

Меньше чем через полчаса я стоял у дома и прикидывал, на каком этаже она живёт. Оказался одиннадцатый. Я перевёл дыхание и постучал в дверь. Открыла мне сама Кацураги в майке и слишком коротких шортах.

-Здравствуйте, а Синдзи или Аска дома? – спросил я.

– Нет, их сейчас нет, а кто их спрашивает? – осведомилась Кацураги.

– Не важно, – я махнул рукой и побежал к лестнице.

Сбежал вниз. Меня остановил человек в костюме. Толкнул в проулок между домами. Я понял, что сопротивляться бессмысленно.

Второй заломил руку за спину. Первый ударил в солнечное сплетение. Я согнулся. Тот, что был сзади подбил колени. Упав, я закрыл голову руками.

Они были профессионалы, знающие своё дело. По голове они не били, зато прекрасно доставали уязвимые точки на теле. Обрабатывали качественно. Долго.

А потом они просто ушли. Молча, без издёвок, удовлетворённого обсуждения или презрительных взглядов. Они просто сделали то, что должны были, оставив меня валяться в переулке.

В первые моменты я просто хотел отключиться, просто не чувствовать боли. Но забвение не приходило.

С огромным трудом я перевернулся на спину. Буду лежать здесь, сколько понадобится.

Боль накатывала волнами. При каждом вдохе казалось, что в лёгкие вонзаются тысячи иголок. В животе ощущалось неприятное месиво. Если ничего не разорвалось, это будет чудом.

Не знаю, сколько я пролежал так, считая приливы и отливы океана боли. Просто в один момент я почувствовал, что можно попытаться подняться. Я упёрся руками в асфальт и перевёл тело в сидячее положение. Подождал пока схлынет новая волна. Следующий шаг – встать. Кое-как, опираясь на стену, я поднялся. Ноги предательски дрожали, а внутри всё переворачивалось.

Накатила тошнота и меня вывернуло. Только завтрак, без крови. Значит, всё не так уж плохо.

Я прислонился к стене и досчитал до десяти.

Шатаясь, на подгибающихся ногах я двинулся к машине.

С облегчением ввалися внутрь и позволил себе ещё несколько минут отдыха. У нас репортёрам просто ломают пальцы и руки, на этот раз мне в какой-то мере повезло.

Да уж, НЕРВ надёжно охраняет свои тайны. Чувствую, если буду пытаться продолжать, то они меня просто убьют.

Из волны боли родилась горячая волна ненависти. Как будто никто до этого не пытался меня запугать! Меня били, грозили убить, сжечь квартиру – не они первые, не они последние. Посмотрим ещё, кто кого! Если до этого мне было просто любопытно, то теперь мне хочется с ними расквитаться. Думают, если спасают мир, то всё можно? Пусть люди знают, во что это им обходится. Как на самом деле выглядят их рыцари в сверкающих доспехах.

Злоба придала силы и приглушила боль. Мне как раз хватит этого, чтобы добраться до квартиры Мики.

Я завёл машину и осторожно тронулся. Гонять в моём нынешнем состоянии не надо.

Я отъехал всего на несколько кварталов, как меня догнал кабриолет и поравнялся со мной. Мужчина за рулём сделал мне знак свернуть к обочине. Я притормозил и выполз из машины. Он припарковался чуть спереди и направился ко мне. Сунул руку в карман.

Они что, решили не выяснять, сделал ли я выводы?

– Прошу прощения за мои коллег, они делают то, что им скажут.

На нём была синяя рубашка, волосы были убраны в хвост, а лицо уже пару дней просило бритвы. Я еле уловил акцент в его английском, и даже не японский. Чуть твердоватые согласные… Немецкий. Интересно.

– Я знаю, чего вам сейчас хочется. И у меня есть небольшое предложение. Отдадите это Кацураги, но не прямо сейчас, а через пару дней, – он протянул флешку и усмехнулся. – Я думаю они вам тоже не помешают. Скопировать и просмотреть я не запрещаю, главное передайте это ей.

– Идёт. А что на флешке?

– То, что вам нужно. Завтра ещё раз навестите Фуюцки по этому адресу, спросите его про убитого Наоко ребёнка и про организацию Мардук. Он расскажет много чего интересного, а потом хватайте вашу журналистку и бегите из страны.

Он вытащил из кармана небольшой револьвер.

А, всё-таки проверили. Прощай, Пулитцеровская премия.

Ловко развернув пистолет в руке, он протянул его мне.

– Уверен, как этим пользоваться вы знаете. Второй раз вас предупреждать не будут.

Он махнул рукой на прощание и сел в машину.

– Кого мне благодарить? – с трудом крикнул я.

Он указал пальцем на небо и уехал.

Я плюхнулся обратно на сиденье.

И кто это был? Что вообще с этим НЕРВ творится? Сначала избивают, потом дают сами на себя компромат. И кто это человек? Похоже, даже внутри у них неспокойно. Подковёрная борьба, дворцовые интриги...

В кармане зазвонил телефон, я снял трубку.

– Томми, Фуюцки похищен!

– Что? – выдавил я.

– Я не знаю подробностей, только что был анонимный звонок.

– Чёрт, весело, но без подробностей нам от этого ни тепло, ни холодно.

Я отключил телефон.

Вот значит как. И у меня нет никаких идей о том, что это может значить.

Я вспомнил, что в номере отеля был ноутбук.

Управляющий проводил меня полным изумления взглядом, но промолчал. Да, это именно то место, где Рауль Дюк нашёл бы свою американскую мечту.

Открыв замок только со второго раза, я вошёл в номер. Включил ноутбук и сразу же отключил его от интернета. Как только вставил флешку, раздался стук в дверь.

Я сунул руку в карман с револьвером и подошёл к двери.

Резко распахнул. В комнату влетела Мика.

– Мне не понравился твой голос по телефону... Боже, что случилось?

Мятый и грязный пиджак.

Я вытолкал её обратно в коридор и захлопнул дверь. Мне не хотелось сейчас никого видеть.

– Я всё равно никуда не уйду! – раздался голос из-за двери.

Я снова сел за стол и придвинул ноутбук. Открыл первый попавшийся файл на флешке...

Чёрт. Даже мысли остановились. Я просто тупо пялился в экран.

Закрыл крышку и свалился на кровать.

Значит вот как всё на самом деле...

Тело снова напомнило о небрежном обращении к себе. Желудок скрутило в сухом позыве.

НЕРВ – рыцари в сверкающих доспехах...

На небесах наверное была большая очередь просьб, когда я просил отключку, и теперь мою рассмотрели.

Я вырубился.

Снова открыл глаза только через несколько часов. Солнце уже садилось. Боль и ломота во всём теле чуть приутихли. В животе всё переворачивалось, становясь на свои места, а лёгкие больше не горели при каждом вдохе. Хотя дышать было всё равно больно.

Шатаясь, я подошёл к двери и открыл её. Мика дремала на ковровой дорожке в коридоре, подобрав колени к груди и положив на них голову. В руках был небольшой бумажный пакетик с логотипом аптеки. Она обо всём догадалась.

– Мика, – хрипло позвал я.

Она встрепенулась и бросилась ко мне. Я посторонился, пропуская её в комнату, закрыл за ней дверь.

– Не нужно было меня выгонять, мог бы просто попросить уйти, – укоризненно сказала она.

– Прости.

– Вот, держи, – она протянула пакет. – Там противовоспалительные и болеутоляющие. И вы должны пойти в полицию!

Я тут же высыпал содержимое на кровать и проглотил несколько таблеток. Через несколько минут почувствовал себя намного лучше.

Молча открыл ноутбук.

– Полиция не поможет. Посмотри, некоторые места там на японском.

Мика села изучать материалы.

Даже того, что я видел, хватило чтобы понять, что это полный доклад по НЕРВ. Правда неизвестно для кого составленный.

Там было всё: личные дела сотрудников, отчёты исследований, служебные записки, финансовая отчётность, указания "сверху" в каком направлении нужно работать.

Но выше был только Бог.

Я думал, самое страшное, что здесь можно раскопать, это коррупция и воровство.

Гехирн не был институтом для изучения последствий Второго удара. Нерв действительно весь бюджет пускал на обслуживание Ев.

Но то, чем они занимались, укладывалось в ёмкое слово: "богохульство". Извращённое со всей изобретательностью науки.

Мика отреагировала так же, как и я. Она просто качала головой и повторяла: "Это невозможно".

На последней страничке отчёта висела эмблема НЕРВ с их неизменным девизом: "Бог на своём небе, всё в порядке с этим миром".

– «Во тьме ночи, когда я выключаю свет, мне кажется, что Бог не на небе, во тьме ночи, тьме ночи...» – пропел я.

– Что это?

– «Жить и умереть в Лос-Анджелесе».

– Всё это время нам лгали... Для них мы просто подопытный скот, – Мика всхлипнула. – Почему?

– Они преследуют свои цели, им плевать во что это обойдётся. Их не волнуют жертвы, людские судьбы.

Проект наплевательства на человечество.

Мика заплакала.

Она никогда с таким не сталкивалась. Добрая наивная девочка, зачем ты пошла в журналисты? Неужели ты не знала, что тебя ждёт? Какие тонны грязи придётся перевернуть?

Но даже мне было неуютно. Мне казалось, что после ЛА я всё видел и ко всему готов. Казалось, уже ничто не сможет удивить.

Нас всех заочно приговорили к смерти и медленно вели на заклание.

Для них мы все уже мертвы.

Я обнял Мику.

– Мы сможем предотвратить это.

Она удивлённо посмотрела на меня.

– В Америке нам дадут напечатать если не всё, то часть. Этого хватит, чтобы все их планы рухнули. Авторитет НЕРВ будет разрушен, они уничтожат последних ангелов и не навредят никому. Там есть все имена, всё что нужно. «Скоро ты заплатишь за причинённую боль, пойманный или мёртвый ты больше не нанёсешь вреда».

– Это ещё одна песня?

– Да, и теперь поём её мы.

***

На следующее утро я отправил Мику собирать вещи. Она скопировала содержимое флешки и сказала, что сможет распечатать дома. В самолёте мы ещё раз тщательно всё изучим и решим, что с этим делать.

Закинув ещё пару таблеток обезболивающего, я повёз посылку адресату. Никто не мешал мне войти в здание, не перехватил на подъезде.

Я позвонил в дверь квартиры на одиннадцатом этаже.

Кацураги грубо схватила меня и прижала к стене. В затылок упёрся пистолет.

– Ты кто такой и что тебе здесь надо?

Она вытащила у меня из кармана револьвер.

– Я репортёр. Малкольм Томпсон.

– Удобное прикрытие, репортёр с оружием?

– Удостоверение во внутреннем кармане, в другом кармане флешка, меня просили передать её вам.

– Кто?

– Я не знаю как его зовут. Небритый, с длинными волосами...

– Кадзи?

Она убрала пистолет.

– Когда вы его видели? – она подалась ко мне. – Когда?

– Сразу после того, как прошлый раз приходил к вам.

Она поникла. Я протянул ей флешку.

– Уходите, – глухо произнесла она.

Я подчинился. Вытащил бумажку с адресом.

Настало время правды.

Когда я подъехал к указанному дому, Фуюцки открывал дверь. Заметив меня, он нахмурился и удивился.

– Похоже, просто так вы не отстанете. Я надеялся вместо вас встретить Кадзи.

– Он не приедет, – почему-то я был уверен в этом после встречи с Кацураги.

Фуюцки горько усмехнулся.

– Он спланировал всё даже после своей смерти. Я ведь предупреждал его.

– Кого именно убила Наоко? И какая сто восьмая организация подчинена Мардуку?

Он открыл дверь.

– Проходите.

Мебели в квартире почти не было. В комнате были только два стула и стол.

– Начинайте с самого начала, теперь я буду знать, когда вы лжёте.

– Моя ложь началась в две тысячи втором году. Во время экспедиции на Южный полюс. Не было никакого метеорита. Второй удар был вызван нами, исследовательской группой Кацураги, Мисато была единственной выжившей. Гендо за день до эксперимента забрал все бумаги и вернулся в Японию. Он знал, что произойдёт. Тогда же, когда он рассказал о женитьбе, я понял, что слухи правдивы. Икари Юй была неофициальным членом организации Сееле. Я думаю, вы слышали о ней.

– Да, а теперь ещё и знаю.

– Экспедиция была фикцией, никакого метеорита мы не нашли, весь персонал состоял из людей СЕЕЛЕ, просто это было удобным политическим ходом. Тогда я провёл своё небольшое расследование. Я хотел выяснить правду. Я даже проверил счёт Икари – в накладе он не остался. И когда у меня накопилось достаточно доказательств, я пришёл к нему. Он отреагировал спокойно. Я знал всё, о Сееле, о Свитках Мёртвого моря. Я хотел, чтобы никто из причастных не остался безнаказанным. Я своими глазами видел, что они сотворили. Две тысячи первый год – вы помните?

– Хорошо помню.

Он удовлетврённо кивнул.

– Но Икари сказал, чтобы я поступал как хочу. И прежде чем я это сделаю, он показал мне кое-что. Он повёл меня в геофронт. Там мы встретили Акаги. Сееле поддержали её исследования биокомпьютерной системы, а когда она была закончена – избавились от неё. Вместе с Акаги и Гендо мы спустились в самое сердце.

Фуюцки закрыл лицо руками.

– Второй удар случился из-за Адама – Бога на земле. Это же была Ева, созданная людьми по образу и подобию Бога. Евангелион-00. Я до сих пор помню, что тогда сказал Гендо: "Давайте дадим новое рождение человечеству вместе". Он солгал всем. Даже Сееле. Икари Юй принесла себя в жертву, ради него. В Евангелионе-01 заключена её душа. Синдзи всё это видел. Юй хотела, что он увидел красоту будущего. И после этого Гендо начал новый проект, который разработала Юй – Проект комплементации человечества. Он захотел сравнять людей с Богом.

– Вы пока ещё не ответили на мои вопросы, всё это я уже знаю.

– Наоко убила Аянами Рей.

– Что?

– Аянами Рей это копия Юй. Их много, но только одна из них живёт. Обладает душой, ходит по земле, как человек.

– Как человек?

– Она не человек в полной мере, у неё нет ни отца, ни матери, она не рождалась из утробы.

– А Мардук?

– Его не существует. По официальным докуменам, его задачей является поиск детей, способных пилотировать Евангелион. Детей без родителей, психически сломленных. На самом деле этим занимается НЕРВ, Мардук только прикрытие. Только ребёнок со сломанной психикой, неполноценной душой может синхронизироваться. Все дети собраны в классе 2-А нашей школы. Каждый из них потенциальный пилот. Замена.

Я услышал достаточно. Я встал и направился к выходу.

– Как вы думаете, я заслуживаю прощения? – спросил Фуюцки.

– Нет.

– Что вы будете делать?

– То, на что вам не хватило духа – я разоблачу Сееле и Нерв.

– Вы не сможете, слишком поздно. Они всегда на шаг впереди.

На шаг впереди...

Я выбежал из дома и погнал к Мике домой. Красные, ограничение скорости – плевать.

Взбежал по лестнице.

Дверь открыта, изнутри доносится шум.

Я опоздал.

Выстрел. Очень тихий. 22-й со сниженным зарядом.

Я бесшумно поднялся выше по лестнице и сел на ступеньку.

Прости, Мика. Я ничем не могу помочь. Всё записано у меня в блокноте, этого хватит.

Прости.

Через несколько минут я услышал торопливые шаги. Потихоньку выглянул в окно на площадке. Они сели в машину и уехали. Я спустился вниз в квартиру. Всё перевёрнуто вверх дном. Мика на полу, на белоснежной блузке медленно расплывается красное пятно. Я дотронулся до сонной артерии. Пульс есть.

Быстро набрал телефон скорой.

***

Врач сказал ей очень повезло, но прогнозы делать рано.

Я медленно брёл по городу. Вышел на мост и облокотился через перила. Неуместно на ум пришла цитата из Майка Хаммера: "Никто не пойдёт через мост, тем более в такую ночь как эта".

Я просто стоял и смотрел, как вода подо мной уносит все планы и мечты.

Огни города сверкали и переливались, но теперь они были чужими и холодными.

Я не услышал его шагов. Я был слишком поглощён своими мыслями. Я вертел в руках записную книжку – спасение человечества ценой нескольких жизней.

Мне было стыдно. Я был жив, а Мика была где-то там на грани. Тонкой, страшной, недоступной.

– Да пошло оно всё к чёрту! – с криком я швырнул блокнот в воду. – Пошло оно всё...

Река надёжно хранит наши тайны. Здесь мы смываем свои грехи.

К чёрту Пулитцеровскую премию за выдающееся расследование.

К чёрту Нерв с их грязными тайнами.

Единственный человек, к которому я сейчас что-то испытывал, был вне их власти.

В темноте ночи, мне кажется, что Бог не на небе...

– Н... всё! – крикнул я, опустошив лёгкие.

Он похлопал меня по плечу.

– Правильный выбор, не повторяй ошибки и всё будет в порядке.

Огни города мерцали свечами по ещё необорвавшимся жизням. Отсчитывали их последние дни, недели, месяцы – кто знает, сколько ещё осталось.

– Ненавижу его. Ненавижу этот мёртвый город.

Убийца ушёл. Я остался один на мосту.

Один. Наедине со своими страхами. Неопределённостью.

Отчаянием.

Действительно, никто не пойдёт через мост, тем более в такую ночь, как эта.