Это был век великих открытий.

Это было время великих чудес.

Передвигая рычаги управления, я как всегда старался подальше высунуться из кабины Евы. Девчонки со всех окрестностей сбежались, чтобы посмотреть на это чудо: управляемая человеком машина, созданная умом двух великих ученых. И этими учеными были мои родители. Вот так то!

Как же прекрасно было перешагивать через изумлённых фермеров и их домишки, местные забегаловки, бордели и торгующие всяким хламом магазины. От сотрясения земли из участка выбежали шериф и два его тупоголовых помощника. Открыв рты, они пялились на Евангелион, ибо никогда не верили что мы сможем заставить ходить эту деревянную махину. Отец всегда говорил: "Невозможное – лишь скрытое в тени чудо, которое ждет когда на него прольется свет науки".

Ибо это был время великих побед.

И великих опасностей.

Бандиты, пьяницы, бухгалтеры, шлюхи, торговцы, искатели приключений – все они нашли свой дом в этой выжженной солнцем дыре. И все они понимали: только наше изобретение способно справиться с Ангелом. Ни один револьвер не мог пробить толстую шкуру монстра из света. Те, кто в это не верил, уже отправились на небеса, а тела их пылятся на дне Проклятого Ущелья. Даже когда нанятые шерифом охотники подорвали его целой горой динамита – это лишь на время оглушило Ангела, подобно тому как наш бармен оглушает бутылкой перебравших посетителей.

Те, кто видел его и остался в живых, мололи чушь о дьяволе в ангельском обличье. Разумеется, никто им не верил до тех пор, пока разрушительные Ангельские огни не снесли две конюшни и пол префектуры.

Отец всегда говорил мне: "прислушивайся к незнакомцам, они говорят правду". Никто тогда не слушал нищего старика, пришедшего в наш город с западной стороны. Этого пьянчугу повесили на следующий же день, когда он пытался своровать еду из дома священника. Лишь мой отец тогда задумался над его последними словами. Словами, произнесёнными стариком за секунду до того, как веревка отправила его на небеса:

– Смерть придет в ваш город с запада, со стороны Ущелья, и никто никогда не будет оплакивать ваши жалкие души, пропитанные страхом и жалостью к самим себе!

С самого детства я был окружен различными механизмами, приспособлениями и двигателями. Мои родители, вместе занимающиеся изобретательством, почти не обращали на меня внимания. Прикасаться к пробиркам, катушкам и приборам мне было запрещено, зато все их неудачные прототипы испытывал никто иной как я.

Впрочем, я не жалуюсь, ведь все эти разгильдяи моего возраста относились ко мне с уважением после того случая с зеленой жидкостью. Да и обе красавицы, дочки мэра, постоянно заглядывали ко мне домой, хотя им было запрещено это делать. Одна из них постоянно дразнила меня, видать втюрилась по уши. Другая молча смотрела, как я втайне от отца запускаю станки и механизмы, заставляя гигантские деревянные руки шевелиться. Думаю, они тоже смогли бы управлять следующими моделями.

И всё же в городе все считали нас безнадежно сумасшедшими. Это был шанс показать этому сборищу тупоголовых разбойников, что мои родители не зря так долго разрабатывали нашу машину. Не зря чертили, измеряли, строили, заказывали материалы из столицы и нанимали работников, которые отправлялись на небеса после каждого неудачного запуска. Особенно нашему священнику, который называл наши опыты происками дьявола. В честь него мы и решили назвать нашу машину Евангелионом. Вот так то!

Теперь я со смехом наблюдал, как он в ужасе от увиденного уронил очки и теперь ползал в пыли, пытаясь их отыскать. Девицы испуганно выглядывали из окон, они махали мне и улыбались. Мужчины прижимались к ветхим стенам домов. Глядя сверху, невозможно было увидеть их лица, скрываемые широкими грязными шляпами. Но я-то знал что это за лица. Я и сам был почти таким же.

Евангелион испускал клубы пара каждый раз, когда я передвигал рычаги. Лошади в испуге шарахались от этих звуков. Ноги и руки, приводимые в движение великой силой пара, сокрушили бы любое препятствие, если только это была не скала. Спереди была приделана массивная стена от амбара, которую не пробил бы ни один револьвер. Две здоровые пороховые пушки на деревянных плечах отправили бы на небеса целую армию. Отец всегда говорил мне: "сила всегда ставилась выше интеллекта, но человеческий интеллект и есть высшая сила в природе".

Люди останавливались и испуганно смотрели вслед. Вскоре последние бежавшие за мной ребятишки повернулись и бросились наутёк. Ещё бы! Ведь я направлялся в сторону Проклятого Ущелья, в то место, из которого был лишь один путь – на небеса. Таинственный свет, исходивший оттуда, больше не пугал меня. Я не испытывал ни страха, ни жалости к самому себе.

Ибо это был век величайших свершений.