Главное – не потерять ведущего. Единственное средство навигации – компас и карта, которую так и хочется назвать контурной. И голова ведущего – опытного морского лётчика, знающего, куда и как лететь. Поскольку он такой один на три десятка юных недопилотов и недоофицеров, как нас справедливо назвал начальник Школы перед выпуском, удержаться в строю - единственная надежда прилететь, куда мы и планировали – на Иводзиму.
Лететь впервые над морем было как-то… Странно. Странно осознавать, что любой перебой в моторе – и садится некуда. Не поможет ни способность к планированию А6М2, ни парашют. Подбирать тут некому. Никто за тобой не вернется. И совсем не потому, что твои товарищи тебе не будут сочувствовать…
Честно говоря, даже радовался, что все позади. Лётная школа, где нас били значительно больше, чем учили. Императорский Университет, где нас учили, но, наверное, чему-то не тому… Эксперименты, которых лучше бы не было, и экспедиция, давшая несравнимо больше, чем от неё ожидалось. Скажи мне пару лет назад, молодому студенту из богатой семьи, что он сам, добровольно запишется в армию, что Империя проиграет важнейшую в своей истории войну, в которую ввяжется по глупости – я бы только посмеялся. И вот теперь я болтаюсь между небом и землей – и считаю часы до того момента, когда, быть может, мы увидим последний аэродром для большинства из нас. Странно – все это время не было ни одной свободной минуты, а то время, что все же удавалось выкроить – без оглядки тратилось на сон, а теперь я не знаю, куда девать эти часы полета. Прошло полтора. «Зеро» может держаться в воздухе до восьми. Лететь ещё часа три…
Когда всё это началось? Трудно так сразу сказать. Когда пятнадцатилетний подросток впервые ступил на землю своей Родины и с удивлением рассматривал странные наряды прохожих и тонкие хибарки на окраине Сасебо? Или когда он согласился на заманчивое предложение Профессора? Или позднее, там, в предгорьях Тянь-Шаня? Нет, наверное, все же в тот далекий уже весенний день последнего предвоенного года. Один из лучших в жизни, наверное. Когда кажется, что все самые тяжелые этапы пройдены и остается только интересная работа и ждущая тебя дома семья – в скором и надежном будущем. Даже не верится, что это правда было… Я помнил все так, будто это происходило не годы назад, а вчера…
- Привет, Син! – Смеющаяся девушка ловко сбежала по ступенькам парадной лестницы Университета, в щёку на секунду ткнулись теплые губы. Нет, так просто не отделаешься! Прижимаю гибкое тело к себе, жадно нахожу полуоткрытый рот… Отрываемся друг от друга через несколько минут, тяжело дыша, ошалело глядя друг на друга.
- Вот теперь здравствуй, Йоко. – Я глупо и счастливо улыбаюсь.
- Ты б хоть подождал немного, пока подальше отойдем. Зачем так людей шокировать?- Девушка весело указала взглядом на неодобрительно косящихся прохожих.
- Да и черт с ними со всеми. – Отмахнулся я. – Я тебя со вчерашнего вечера не видел, думаешь, легко удержаться?
- Я вообще-то тоже.- Немного покраснела Йоко. – Просто тебе надо всё же привыкать к Японии. Мне ведь тоже нелегко, ты только на кимоно это посмотри! Но я помалкиваю.
- Ага, помалкиваешь. Кто вчера жаловался весь вечер на «этот чудовищный балахон»?
- Весь вечер?! Лжец! Всё, теперь придется очень серьёзно поразмыслить над твоим сегодняшним приглашением…
- Просто, я хотел сказать, что мне привычнее европейское платье, какое было у тебя в Германии. – Поспешил оправдаться я. - Но смотрится на тебе идеально абсолютно все. Потому что когда я на тебя смотрю, вижу не платье, а тебя. Глаза. Улыбку. Веришь?
Йоко смущенно улыбнулась, немного помолчала.
- Спасибо, Син. Верю. – В глазах заплясали знакомые чертенята.- Здорово выкрутился, теперь ведь и отказаться неудобно… Ладно, жди. Приду, и будем посмотреть на проекторе, что вы там наснимали со своими югендами-добровольцами. Жаль, что в вашу лабораторию женщинам путь заказан… Ладно. Ками с ними со всеми. Что-то я проголодалась… Накормишь голодную меня?
- Как пожелает прекрасная Тодороки-сан.
Мы подходили к последнему кварталу Каменного Токио – центра города, отличающегося от европейских столиц только одеждой и говором населяющих его людей. Трезвоня без всякого повода, нас обогнал переполненный трамвай... Тут и машины – обыкновение, а отнюдь не редкость, как в любом другом городе Японии. Так, где-то здесь было почти европейское кафе…
Сзади послышались команды, затем четкие слитные удары сотен армейских сапог о брусчатку. Я обернулся – нас нагонял строй курсантов. Наверное, возвращались с занятий в Академии… Грянула песня.
Во дворе военной школы
Вишни расцвели весной.
Срок цветам, увы, недолог,
Так же, как и нам с тобой.
Если уцелеет вишня
Под бомбежками врага
Значит, не была напрасной
Эта краткая весна.
На плацу военной школы
Роты на исходе дня
Наши судьбы нераздельны
Хоть у каждого своя…
Они маршировали мимо нас, не поворачивая голов, отлично отобранные и подготовленные двадцатилетние парни, на солнце сверкали надраенные до блеска пряжки ремней и пуговицы, рукояти курсантских палашей…
…Нам не будет ближе брата
Чем товарищи в строю.
Друг за друга ощущая
Боль чужую как свою.
Мы стоим на летном поле
Небо Родины темно.
Пусть назад нам не вернуться…
Знаю точно я одно:
Где бы ни остались кости
Эскадрилий и полков
Мы в строю навечно вместе-
В Ясукуни средь цветов…
Йоко растерянно проводила глазами строй.
- Что здесь, что в Германии… Одно и то же. Куда все идет, Син? Как думаешь, у них хватит глупости?..
- У этих? – Я махнул рукой вслед ушедшим курсантам.
- Да нет, - Девушка досадливо мотнула тёмными волосами. – Не придуривайся, Син, ты же понимаешь, о чем я.
- Йоко, извини, просто не хочу я о политике сейчас… С тобой. Мы же только неделю как можем нормально встречаться… Но… Думаю, машина уже набрала обороты, и немцы не остановятся. Мы – пока ещё можем. Но, боюсь, не захотим. Ты же рассказывала, как общалась с местными девушками. Как, они сильно настроены на мирное решение вопроса?
Девушка остановилась, взглянула мне в глаза – прямо, серьёзно.
- Син, пока не поздно… Может, уедем? Черт с ним, с обучением, с карьерой… Да и с родителями. Хотят играть в эти игры – пусть играют. Мою сестру заберем с собой… Ты хороший инженер, с европейским дипломом, я тоже кое-что умею… И не говори мне, что это затронет весь мир. Сам знаешь – не затронет.
- Предлагаешь пересидеть?- Я отвел взгляд.
- Именно. То, что будет – не наша война. Эту страну я увидела месяц назад. Ты – полтора года здесь, но своим так и не стал. Мы жили в Париже, Берлине, я даже в Лондоне… Ты… Чувствуешь себя здесь дома?
- Какая разница? Это – моя страна, Йоко. Извини, но я не уеду отсюда. Так нельзя. Я сейчас скажу жутко пафосную и выспренную вещь… Ты… не смейся только, ладно? Я серьёзен.
- Мне сейчас совсем не до смеха, Син. Я тоже – серьёзно.
- Надо разделять со своей Родиной и её победы, и её ошибки. Каковы бы они ни были. К тому же… Представь, что будет, если мы… Империя выиграет?
- Ничего хорошего, Син, ты же знаешь. В любом случае – ничего хорошего… Извини, ты был прав. Не стоит о политике. Ты меня покормишь в конце концов или нет?..
Йоко снова смотрела весело, щурясь от яркого солнца. И кимоно ей очень даже идет… Её переходы иногда забавляли, иногда удивляли. От серьёзного и очень умного, немного усталого циника – до беззаботной девушки…
Внешне все было нормально, но я почувствовал тогда, что между нами впервые возникла какая-то преграда – впервые за более чем десяток лет, которые мы знали друг друга. Мы были детьми японских дипломатов – из тех, что в начале века в аккуратных европейских смокингах прочно обосновались во всех европейских столицах. Детей поначалу оставляли дома – в Японии, но затем вышел императорский рескрипт… Были нужны люди, владеющие европейскими языками, как своими. Были нужны военные с европейским образованием, инженеры, архитекторы, шпионы. Нас учили в закрытых школах, с пяти лет, японские и европейские учителя. Мы носили европейскую одежду, ходили по европейским улицам и говорили на местных языках – французском, немецком, английском. Нас заставляли думать, как европейцев, понимать их культуру, их традиции. Быть среди них настолько своим, насколько возможно. И никогда не забывать, кто мы на самом деле. Тогда, в школе при посольстве в Берлине, я и познакомился с Йоко. Девочки обучались отдельно от нас, в другом крыле здания, и мы их практически не видели – разве что во время совместных трапез в общей столовой. У старших ребят считалось особым шиком суметь незаметно пролезть в запретное крыло через окно, пользуясь узким бордюром в полкирпича на высоте пятого этажа. Мы, не понимая смысла сего действа, решили доказать, что ничуть не хуже их… Я, стараясь не смотреть вниз, пролез первым. А вот у второго товарища дело не заладилось, он как-то неловко поскользнулся, едва ступив на узкий парапет, и въехал локтем в стекло. На жуткий грохот сбежалась, наверно, половина воспитателей пантеона. Мои незадачливые товарищи рванули от заслуженного возмездия в одну сторону, а я – в виду того, что уже перелез и обратной дороги не было – в другую. В полутьме влетел в какую-то хламовку под лестницей, захлопнул за собой дверь… И услышал чьи-то всхлипы. Это оказалась девочка лет восьми, размазывающая слезы по лицу и упорно отказывающаяся объяснить в чем, собственно, дело. Мы оба прятались – и прятались достаточно долго для того, чтобы мне, как ни странно, удалось её успокоить. «Как тебя зовут?» «Йоко». Так с тех пор и пошло… Мы росли, играли, учились, переезжали, но ко мне упорно приходили письма, исписанные аккуратным мелким почерком. При первой возможности я срывался туда, где была возможность пусть недолго, но повидать её. Но я никогда не забывал, кто я. И кому я обязан всем, что имею. Йоко имела на это счет другое мнение, и не раз его высказывала. Но вот так – впрямую – предложить сбежать… Значит, что-то её и впрямь заставило пойти на такие крайние меры. Что-то, чего я не знаю и чего она рассказывать не хочет…
Перебой?!! Мне показалось, или двигатель чихнул? Нет, вроде бы работает нормально… Мы летим на самом экономном режиме – 220 км/ч, и он хорош всем, кроме того, что мотор, работающий едва ли не на двадцать процентов своих возможностей, при некоторых неисправностях склонен к остановке. А на моей машине барахлило левое магнето… Перед вылетом я сумел добиться его замены, но… Машина стара. Полтора года войны – это много. Минут пять я вслушивался в монотонный гул двигателя – ничего…
Я огляделся – строй истребителей изрядно растянулся и деформировался – радио ни у кого на борту не было, включая ведущего, и навести порядок было некому. Раздолбаи… Есть ли у меня кто-нибудь ближе них? И будет ли? Разве что мама… Йоко – это прошлое. Светлое, прекрасное и недосягаемое. Дай боги, чтобы у неё все сложилось… Но думать об этом – не стоит. Да и ни мама, ни Йоко не поймут, к счастью, каково это – беспрестанные побои днем и ночью вперемешку с бесполезными тренировками, глухая безысходность и отчаяние, боль, которая, кажется, никогда не кончится, вечное чувство голода и чудовищной усталости… Они просто этого всего не видели. А мои товарищи – видели и терпели. И молчали, когда трижды долбанный сержант допытывался «Кто это сделал?!», хлеща нас по лицам почем зря столько же раз долбанными сапожищами. Оно и неудивительно – в оба сапога оправился наш единственный любимец – кот Рузвельт… Конечно, оставшуюся неделю до выпуска нам было совсем не смешно, но все же – мы не жалели. Мы, вчерашние студенты, инженеры и преподаватели, собирались сражаться за свою страну. Не благодаря, а вопреки. Вопреки всему.
И вот это, боюсь, там, дома, не поймут. Главное, чтобы он остался, этот дом…
Спустя неделю после того вечера Профессор попросил меня задержаться после работы…
- Кадзама, из тех, кто сейчас у нас работает, я могу отправить только тебя. – Профессор тяжело вздохнул, протер зачем-то свои очки. – Я пытался отказаться, но когда позвонили из имперской канцелярии… Нам нужен каждый человек, они нас далеко опередили с радарами – ты сам знаешь… Специалистов мало, каждый - на вес золота. Особенно хороших, вроде тебя.
Я попытался скромно возразить, но он жестом прервал меня.
- Но ты – единственный, кто более-менее сносно владеет и немецким, и английским сразу. К тому же, они хотели заполучить по каким-то причинам именно тебя… В общем, слушай. Наши союзники нуждаются в пропаганде своих идей. И они решили организовать для подтверждения каких-то своих бредовых теорий научную… - Ученый хмыкнул. – Миссию куда-то в Гималаи. Их дело… Но они не хотят тратится. Военные заказы съедают весь бюджет. А нам очень нужны союзники… И экспедиция будет частично за наш счет. И частично с нашими представителями. И одним из этих представителей будешь ты. Поедешь?
- А что мне остается? – Я пожал плечами. Уезжать не хотелось, очень не хотелось, тем более я позавчера наконец-то осмелился предложить Йоко строить будущее вместе… И она не возражала. Значит, теперь после этой экспедиции?
- Не переживай, это хорошие деньги, и мы здесь тебя очень ждем… Ну, удачи тебе.
Я пожал Профессору руку, не догадываясь тогда, что удача для всех не будет удачей для меня. Когда я вернулся в Империю, уже шла война.
То, что мы нашли тогда, не было ни подтверждением измышлений сумрачного тевтонского гения, ни чем-то вообще представимым. Пожалуй, мы вскрыли ящик Пандоры. Слишком поздно для того, чтобы воспользоваться его содержимым, и слишком рано для того, чтобы начать что-то новое… СИБ начала какой-то проект, но это уже – слишком поздно. Нам просто не успеть. Разумнее было бы уничтожить все, что мы нашли – навсегда, на века. Но – кто пойдет на это, когда в поле зрения появилась такая спасительная соломинка?
Я участвовал в этом – до определенного момента, когда все дальнейшее стало уже предельно ясным. Потом… Сам удивляюсь – меня отпустили. И даже, похоже, действительно забыли. Привыкли, видимо, к тому, что армия – это такое место, откуда не возвращаются. Что ж… Такой подход имеет право на существование.
Ведущий внезапно покачал крыльями, и резко прибавил скорости с одновременным набором высоты. От неожиданности я еле вписался за ним, кто-то сзади вывалился из строя… Впереди тускло блеснули искры. Одна, две… Мы быстро сближались. Косые черточки на секунду превратились в синие силуэты с характерными поджатыми крыльями, по ушам хлестнул треск очередей.Я с ужасом увидел тянущиеся вниз две черно-огненных полосы из нашего строя. На месте одной из них возникло багровое облако взрыва… Впрочем, строя уже не было. Мы беспорядочно рассыпались кто куда, пытаясь не проглядеть противника в задней полусфере. Оружие? Я же ведь даже не пытался стрелять. Почему? Лихорадочно нахожу предохранитель пушек и пулеметов, выключаю. Слева мелькает машина ведущего, её силуэт изменился… Симатта! ПТБ, как я мог забыть? Баки летят в океан. Разворачиваюсь так, как это может «Зеро» - почти на пятке. Вовремя. «Корсары» снова приближаются. Тот, который мой, и летящий вслед за ним заполняют все небо дымными трассами, зажимают… Нет, вывернулся. Снова разворот. Я потерял в скорости, сильно потерял… Но они впереди, ведомый первого F4U попадает в прицел. Наугад беру упреждение, стреляю – и синяя машина даёт дымный черный выхлоп. Попал?! Оборачиваюсь – на хвосте «Корсар». Увернуться – не успеваю, и скорости практически уже нет… Кабина вражеского истребителя брызгает разбитым стеклом, и сверху вслед падающей машине проносится «Зеро». За ним – ещё один «Корсар»… Я вынуждаю его отцепиться от хвоста спасшего меня товарища. Потом мы долго крутимся в смертельных каруселях, обливаясь потом и пытаясь загнать друг друга в гроб. В конце концов, у американцев, видимо, приближается порог невозврата и они удаляются. Используя своё преимущество в скорости.
Нас осталось одиннадцать – из трёх десятков. Мы были атакованы примерно равным числом самолетов противника и сбили предположительно хорошо если семь-восемь машин… Ведущий погиб. Два самолета серьёзно повреждены, и капрал Курода жестами приказывает им возвращаться назад. Мы сбились с курса. Без ПТБ время полета сильно уменьшилось… Место ведущего занимает машина капрала. И мы снова летим туда, где, быть может, нас встретит черная неприветливая скала посреди океана – остров Иводзима.
Жёлтый водоворот, падение сквозь мутную бесконечность… Откуда-то накатывает мёртвая тишина – осязаемая, доступная всем органам чувств. Единственно настоящая.
«Ты слышишь меня, лейтенант? Снова здесь?»
«Так вышло» - Вместе со знакомой вспышкой боли мгновенно проявляется, как фотопленка в древнем фотоаппарате, недавнее (или давнее) прошлое – тренировочный вылет, ракеты за «Евой», облака взрывов. Интересно, в этот раз я насовсем… Того? Надо же, как-то спокойно все уже воспринимается… Надо же, а сознание – почти ясное, как иногда бывает во сне перед пробуждением.
«Насовсем или нет – от тебя зависит. Тем более, здесь насовсем прописаться не выйдет»
«Здесь – это где?»
«Здесь – это здесь, лейтенант. Ты стал часто заглядывать за Барьер. Этого даже создатели твоей «Евы» старались избегать. Тебе нужно торопиться. Постарайся. Или ты выберешься сейчас… Давай! А я попробую помочь».
Я пытаюсь что-то сделать, вырваться, вынырнуть из противного липко-дремотного, обвалакивающего великого ничто. Такого спокойного, надежного… Кто-то помогает, подталкивает… И внезапно пространство вокруг лопается пузырем, взрывается обилием красок и слепящего разноцветья искр.
Голова болит. В который раз уже, но от этого боль менее сильной не становится. Тревожно пищит, давя на уши, сигнал тревоги, что-то моргает красным перед глазами… А, это дисплей. «Еву» дергает из стороны в сторону – значит, куда-то лечу. Я жив – значит, ещё не упал. Мутная ЛСЛ здорово мешает, но я кое-как подбираюсь к небольшому дисплею, и пытаюсь разобраться в поступающей информации. «Ноль Первый» планирует. Под внешним управлением. Если это можно назвать планированием - глиссада у него очень крутая, приближающаяся к глиссаде булыжника. Кроме того, Центру удалось запустить один генератор, и он сейчас набирает обороты… Главное – высота. 5200 метров и снижается.
- Синдзи, ты очнулся? Если слышишь – поработай РУС! -Ожил небольшой наушник-клипса. Страховка на случай непредвиденных обстоятельств неожиданно пригодилась. Вот только обратной связи, увы… Говорить в ЛСЛ можно только с помощью А10 – и никак иначе. Боль постепенно уходила – подозреваю, не без помощи опасно умного медблока, покалывающего в районе шеи.
Я подергал РУС в стороны.
- Начинаем синхронизацию, постарайся дотянуть хоть куда-нибудь.
Быстрей бы… На несколько очень неприятных секунд боль вернулась в утроенном размере.
«С возвратом, лейтенант» - Поздоровался Ноль Первый. Как-то это у него неоригинально…
Вместе с восстановлением контроля на мою несчастную голову обрушились десятки сообщений бортовых систем, какие-то советы Центра... Не до них. «Критическая высота полета», «Угроза сваливания», «перезапуск правого генератора»… Кое-как выравниваю полет и разворачиваюсь к Геофронту – топлива, по прикидкам Ноль Первого, должно хватить. Цифры на высотомере успокаивающе ползут вверх – 170, 200, 250… Вовремя я очнулся. Спасибо тебе, Кадзама.
Кацураги окончательно уверилась в своих подозрениях в тот момент, когда союзные «фантомы» прекратили стандартную парную тренировку и принялись за каким-то чертом забирать вверх. Вот только «Ева» снижалась слишком резво, поэтому предупреждение запоздало. Всё дальнейшее заняло от силы пару десятков секунд. Истребители отстрелялись по «Еве» ракетами, Икари попытался от них уйти. У него не получилось. Отчасти потому, что уходить было не от чего – ракеты даже не пытались развернуться на сам истребитель. Пуск в переднюю полусферу разворачивающихся кольцом ракет привел к тому, что у Синдзи оставались всего два очевидных варианта действий – либо вертикально вверх, либо поворот на стовосемьдесят. Он выбрал первый, но даже способность «Евы» к маневрам с огромными перегрузками не помогла. Странные, не похожие по действию ни на один знакомый асу боеприпас БЧ не только непосредственно не имели контакта с Ноль Первым, но и вообще разорвались где-то далеко в стороне. Через едва успевшее проявиться недоумение и встревоженный гомон докладов пробился озабоченный голос Майи:
- Правый ГТД вышел из строя! Срыв генерации защитного поля, снижение мощности на… Девушка на секунду замолчала. Ещё несколько разрывов полностью скрыли истребитель от наблюдающей камеры в белом облаке какого-то распыленного не то вещества, не то газа…
- Отказ левого ГТД! Отключение А10 и двигателей!..
- Пилот потерял сознание!
Мисато на секунду прикрыла глаза. Надо отделить эмоции от себя самой, представить, что напуганная девчонка тут, совсем рядом, пытается справиться с растерянностью, страхом за подчиненного и чувством вины за произошедшее. А решает сейчас совсем другой человек. Жесткий, властный, не колеблющийся и просчитывающий все, что он делает, как шахматную партию. Когда-то, в самом начале, она всегда сознательно накручивала себя перед вылетом, загоняя собственное сознание в такое вот самоотрешенное состояние, заставляя его раздваиваться. Это было почти болезненно и чертовски трудно. Но получалось. И приносило результат. Как-то раз она сдуру рассказала психологу о своём «эффективном» методе предбоевой подготовки… И чуть было не загремела с фронта. Она была ещё зелёным новичком, война только начиналась. В итоге она попала под особо пристальное наблюдение медслужбы, ей закрыли вылеты на боевые… Затем затишье на фронте кончилось, и проблему с медиками закрыл залетный «томагавк». Вместе со зданием штаба, медблока и столовой. В разгоревшейся кампании каждый пилот был на счету… Когда обстановка снова несколько успокоилась, что произошло нескоро – Второй Удар пожинал свои плоды, старшему лейтенанту Кацураги, асу Империи, сбившей на тот момент два десятка вражеских истребителей (на самом деле – больше, не все можно подтвердить), герою множества репортажей и плакатов, больше никто не пытался предъявить обвинения в психическом несоответствии и найти «утерянные» медкарточки давно прошедшего школьного времени. А Кацураги усвоила урок и больше никогда не распространялась о том, о чем не следует. И все же… Девушка чувствовала, как сильно изменилась. И сначала была даже не уверена, что сможет отыграть назад. После возвращения в Японию что-то внутри постоянно требовало разрядки, упругой рукояти под рукой, умного и хитрого противника в зеленой рамке захвата, воплей БИС о ракетных атаках. Или на худой конец бородатого повстанца с ржавым автоматом и не менее ржавым стингером в своем шалаше. Поэтому она и освоила неумеренно агрессивный стиль вождения, поэтому и пришлось прибегнуть к помощи алкоголя… Это действительно помогало. В какой-то мере.
Там, в недавнем прошлом, это стало получаться само, без участия сознания. А сейчас вот – опять, как когда-то, нужно время… Хотя бы пара секунд. Они у неё есть – пока Акаги пытается разобраться в том, что произошло с пилотом. «Я все-таки отвыкла от войны. А ещё сомневалась, что это возможно. Надо же, всего полгода ведь прошло… И пара боёв с Ангелами не вернули в форму. Соберись наконец, тряпка!»
- Падает давление, 90 на 60! Используем стимуляторы!
- Пилот использовал режим «берсерк» в момент аварии, внепрограммный выход привел к нарушениям в паутинной оболочке…
- Какого …? Отмена! Стимуляторы не вводить!.. Чёрт…- Выругалась Акаги.
- Ноль Первый теряет высоту!
- Внешнее управление? – Спросила Мисато.
- Команды проходят, попробую удержать его как можно дольше! – Сообщил Аоба.
- Шигеру, попробуй перезапустить турбины. Они уже должны были прокачать через себя эту х… Майя, когда высота будет меньше пятисот, катапультируй его.
- Есть! – Откликнулась девушка.
- Фантомы уходят к морю, снижаются, курс 156. На перехват идут патрульные с «Окинавы», время подлета – пять минут. – Кажется, армейское начальство вышло из ступора и начало предпринимать какие-то действия. «Почему они не остались на добивание? Информации нет, отложить и запомнить».
- Успешно перезапущен левый ГТД, время выхода на режим – пятнадцать секунд!
- Акаги, расчет?
- Он будет где-то на семи тысячах, когда генератор выйдет на режим. – Акаги сосредоточенно стучала по клавишам. – Но вряд ли пилот придет в себя в ближайшее время. Почти наверняка мы теряем «Еву».
- Не катапультировать пилота до тех пор, пока есть вероятность возвращения истребителя под контроль, - Подал признаки жизни Гендо.
- Давление падает! Пульс отсутствует! - В голосе Майи проскользнули панические нотки.
- ГТД в режиме,- Сообщил Аоба.
- Сэр, разрешите катапультировать? – Мисато вырубила ударом руки предохранитель, задержала палец на полосатой кнопке аварийной катапульты. Машину уже не спасти – в этом она не сомневалась. Оставалось надеяться, что ещё возможно спасти пилота. Учитывая прошлое «воскрешение» Икари-младшего, она полагала шансы на это достаточно высокими.
- Запрещаю, - Отозвался командующий. Полковник на секунду подумала, что ослышалась.
- Сэр, вы не поняли, пилот в состоянии клинической смерти. Его необходимо срочно реанимировать, «Оспреи» уже вылетели. Я катапультирую его, сэр!
Палец на мгновение завис над кнопкой в ожидании подтверждения, но вместо него последовал окрик:
- Отставить! Кацураги, я приказываю – отставить.
- Сэр, но …
- Следуйте приказу, полковник. – Гендо опять уставился в дисплей перед собой. Кацураги попыталась понять логику, по которой Командующий собрался угробить подчиненного и собственного сына, не смогла и забила на это. Та, вторая, что стояла и смотрела со стороны, тоже не пропадала без дела. Хотя единственное, что она делала – это изредка вмешивалась в холодно-рассудочный анализ ситуации, расставляя приоритеты. Сознание попробовало было сообщить, что приказы в военное время полагается исполнять, и просчитало возможные последствия… Самым мягким из наиболее вероятных была отставка. Значения это уже не имело. Кнопка ушла вниз – до упора.
- Высота шесть тысяч пятьсот, состояние пилота без изменений.- Последовал очередной доклад.
Кацураги недоуменно уставилась на пульт перед собой. Пальцы отстучали короткую дробь по клавиатуре. «Аварийные функции - блок». Взгляд вправо. По тому, как Акаги отвела глаза в сторону, девушке все стало ясно. «Вот значит как, подруга? Думаешь, что можешь решать за меня?» Из множества вариантов реалистичным остался только один. Один-единственный. Полковник оглянулась назад – и встретилась с пристальным взглядом проверяющего. Тот едва заметно покачал головой. Он понял? Хотя, навряд ли. Если бы понял, вмешался бы… Симатта! Если бы не его присутствие…
Пальцы нашли рукоять «Хеклер-Коха», плавно, чтобы не щёлкнул, сняли фиксатор кобуры. Мисато не подставляла доверившихся ей людей. Никогда. Даже если это противоречило приказам. Даже если в перспективе это грозило более чем серьёзными последствиями, как сейчас. Например, расстрелом. Даже если пришлось бы подвести человека, которого она искренне уважала и которому верила. Не Гендо, конечно…
- Отставить! - Наполовину извлеченный из кобуры пистолет замер в руке- сработал дисциплинарный рефлекс. Мгновением позже Мисато сообразила, что её руку за креслом никому не видно, кроме Майи, а той сейчас не до того, и окрик относился не к ней.- Полковник Кацураги, я отменяю приказ генерал-лейтенанта Икари. Действуйте сообразно обстановке.
Значит, он все-таки решил вмешаться? Ну что ж… Хотя бы в этом человеке она не ошиблась. Впрочем, она и раньше не сомневалась, что Император умеет не только красиво говорить на всю Японию, и раздавать награды в перерывах между подписанием расстрельных списков. И он был тем обстоятельством, которое выводило НЕРВ из состояния равновесия ещё с раннего утра – когда стало ясно, что вместо заурядной проверки Геофронт решил посетить лично «олицетворение Империи». Тот вообще-то ездил по разным частям страны и света довольно часто, не давая местным властям – гражданским и военным – возможности расслабиться и забить на свои обязанности. И бывал радикален в решениях, порой, даже слишком, на взгляд оппонентов. Полковник Кацураги никогда не задумывалась над этим. Её страна уверенно шла вперед, будущее людей уже не пугало так, как всего десяток лет назад. То, что можно было сделать – делалось. Строились дома и заводы. Акаги получала деньги не только за работу в проекте «Евангелион», но и за десятки других – пусть второстепенных, но не менее важных. И не относящихся к оборонному ведомству. Всё это, и десятки каждодневных мелочей, вроде в очередной раз сниженной цены на молоко в супермаркете, или появления нового автобуса на маршруте убеждали в том, что в целом все происходит так, как должно быть. Она помнила страну совсем другой – разбитой бомбежками, в развалинах и мусоре, с толпами беженцев на улицах, атмосферой неопределенности и надвигающегося апокалипсиса. Она поверила в Империю тогда, и добилась зачисления на сокращенные курсы пилотов, бросив колледж. И никогда не жалела об этом. Император действительно был олицетворением того, чему она служила – и не только из-за соответствующего положения в Уставе. Поэтому нарушить приказ в его присутствии, да ещё таким образом… К счастью, он понял ситуацию правильно. И оказался в нужное время в нужном месте. «Всё-таки мне везет. Сказочно. Ага, после очередного пинка судьбы такой же силы. Видимо, законы равновесия все же существуют… Значит, ещё поживем. Хоть бы и Синдзи там тоже потянул ещё… «Оспреи» будут через минут пять-семь, дай боги, чтобы этого хватило».
- Есть! – Отозвалась она. – Майя, катапультируйте пилота.
Майя неуверенно потянулась к контрольной панели, испуганно оглянувшись на замершего в своей всегдашней позе Гендо.
- Выполняйте приказ Императора, - Сухо сообщил тот.
- …Есть синусовый ритм, давление растет!- Пробился сквозь гул крови в ушах очередной доклад. Неужели обойдется?..
- Отставить катапультирование.
- Состояние пилота стабилизируется. – На десяток секунд в Центре повисла напряженная тишина. – Пилот в сознании.
- Синдзи, ты очнулся? Если слышишь – поработай РУС!- Мельком подумала, что аварийная связь на «Евах» совершенно не продумана. И вот как быть в таких случаях, как этот? Получались действия в духе чуть ли не Первой мировой – «покачай крыльями».
«Ноль первый» неуверенно покачался из стороны в сторону. На высотомере – три с половиной тысячи…
- Начинаем синхронизацию, - Торопливо приказала Акаги.
- Постарайся дотянуть хоть куда-нибудь, - Добавила Мисато.
Синхронизацию удалось завершить, когда «Ноль Первый» находился на высоте трехсот метров. Синдзи, видимо, не сразу пришел в себя – не отзывался на запросы, но все-таки врубил двигатели и кое-как стабилизировал машину.
- Противник катапультировался над морем, в прибрежной зоне. К точке направляется патрульный фрегат «Харусаме», время прибытия – сорок минут.
- Пилот запускает правый генератор.
Стрела истребителя быстро набирала скорость, разворачиваясь в сторону Геофронта.
- Правый генератор запущен.
- Высота 2500 метров.
- Энергоснабжение полностью восстановлено.
- Ноль Первый… Синдзи, мать твою, ты там как вообще?
- Спасибо, госпожа полковник, отстойно… - Донеслось из динамиков. По Центру управления разнеслись сдавленные смешки, сгустившаяся атмосфера как-то сразу разрядилась. Рицко бросила быстрый взгляд на Мисато, но та, казалось, не обратила на это не малейшего внимания, закопавшись в транслирующий непрерывным потоком полетные данные компьютер.
- Сесть сможешь? Если совсем хреново, можешь садиться куда попало. – Повторила на всякий случай Мисато.
- Сяду, госпожа полковник.- Уверенно отозвался пилот. - Центр. Здесь Ноль первый. Прошу добро на посадку, дайте коридор.
- Сажайте его на Футаго. – Приказала полковник.
- Почему?- Удивленно посмотрела на неё Рицко.- Горючего у него более чем, а транспортировать «Еву» с подземного аэродрома намного сложнее, чем с площадки Геофронта.
- Выполняйте.- После произошедшего пояснять свои действия Мисато не имела ни малейшего желания. Тем более, что они были, на её взгляд, очевидны. Пилот находится неизвестно в каком состоянии. А гора Футаго с находящимся на ней подземным аэродромом бункерного типа на шесть километров ближе к нему. Чем меньшее время он пробудет в воздухе, тем лучше. К тому же… Насколько Кацураги знала, в бОльшей части виртуальных миссий полагалось сажать самолеты именно на такие вот аэродромы, а когда голова плохо работает, начинают работать рефлексы. Пусть лучше шлепнется туда, где ему все намного привычнее. «Еву» в исправном и неповрежденном состоянии довести намного проще, чем в виде обломков, пусть даже и ближе к Геофронту…
- Коридор сформирован, добро на посадку. Добро пожаловать домой, лейтенант.
Когда я выбрался из капсулы, ГТД ещё работал по инерции, заполняя ангар затухающим гулом турбин. Громада «Ноль Первого» нависала над головой, подпирая выносными УНС низкий свод. Насколько знаю, здесь не планировалось принимать ничего крупнее того же А10, и потому пришлось просто оставить машину в конце полосы. Свет, заливавший ВПП ярким потоком, плавно угас. Сзади, где-то в сотнях метров отсюда взвыли, закрываясь, створки приемной полосы..
Почему меня не стали сажать в самом Геофронте – непонятно. Хотя, учитывая произошедшее во время «тренировочного» вылета, там вполне могли устроить какую-нибудь диверсию. Или, скорее, опасались её проведения… Мгновенно вспыхнувшая паранойя заставила нащупать влажную от ЛСЛ герметичную полетную кобуру. Блин, так просто не расстегивается…
- Лейтенант Икари! – Донеслось откуда-то из бокового прохода на подземную ВПП.
Присмотрелся – несколько человек в форме медиков ВВС нерешительно остановились у самого входа. Кажется, там ещё и каталка есть? Видимо, дело отнюдь не в диверсии – просто кто-то из начальства решил, что очередная отключка пилота может быть опасной, и подстраховался.
- Лейтенант, с вами все в порядке?
Да, привычка хвататься за кобуру по любому поводу – не самая лучшая.
- Всё в норме. – Я оставил кобуру в покое и двинулся к ним. Блин, где у этих медиков погоны? Хреновая это идея была – цеплять им на «лабораторную» форму петличные знаки различия – толком не видно, легко запутаться…
- Господин… майор, не подскажете, как отсюда выбраться? Мне необходимо попасть на доклад…