На самом деле, все очень банально. Но любые мистические триллеры предсказуемы с самого начала, если ты знаешь, что там замешано что-то, противоречащее обычной реальности, верно? Не нужно искать убийцу, если девушка провалилась в диван - это сделали духи. Не нужно обыскивать дом с привидениями - иначе они сами обыщут вас, а вот полиции придётся приложить много усилий, чтобы потом найти полусгнившие тела. Они-то думают, что дом этот - самый обычный заброшенный коттедж.

И если в округе давным-давно пропадают люди, то лучше искать не их родственников, а их фотографии.

- Я тут уже четыре года. Точно знаю, что остальные куда больше, - если меня, в отличие от всех остальных ребят, не обманывает память, последнее исчезновение произошло лет семь назад. - И уверен, что меня в списках нет - в городе я не показывался, сразу направился сюда.

- Расскажешь, как?..

- ...все так получилось? - Каору откидывает назад голову. Мы сидим рядом на футоне весь вечер, и он собирается поведать мне все то, до чего я не смог дойти сам, хотя должен был. Это финал: сюиты непонимания, привыкания и недоумения и моего здесь пребывания. Возможно, это ещё и конец наших с Каору... отношений? Дружбы? Знакомства?

- Думаю, у каждого должна быть своя тайна в тёмном углу чердака. Прости, но нет.

Я ничего не знаю о нём, но так и должно быть. День, когда у Каору Нагисы не останется загадок, не наступит никогда.

- У каждого, пришедшего в «Еву», были свои причины. Может, побег от обязанностей и обещаний. Может, любовная история, от которой не было бы ничего, кроме проблем. Может, усталость. Может, неизлечимая болезнь. У всех свои причины, ты ведь понимаешь.

Каору улыбается в полутьме, и мне хочется обнять его и поблагодарить за то, что он говорит все это только сейчас.

Узнай я тайну «Евы» сразу, остался бы тут навсегда.

- Ты ведь не знаешь, что стало с Мари?

Он качает головой.

- То же, что и с Фуюцки. Он ушёл почти сразу, как увидел меня - через день или два. Может, мы когда-то были знакомы, - Каору щурится, - и он вспомнил о том, от чего бежал. Или попросту устал и увидел во мне замену себе самому.

Я никогда не узнаю, мертва Мари или нет.

- Какая у неё фамилия?

- Макинами Илластриес. У меня единственного был доступ к договорам, но прости, что не смогу сказать тебе, когда она сюда пришла - даты там не ставятся.

- Двадцать восемь лет назад. Первое датированное исчезновение.

- Вот как, - Каору усмехается. - Может, она была рада уйти отсюда.

Мы никогда не узнаем.

- Но почему не ушёл ты?

Он вздыхает, придвигается ближе и обнимает меня. Я не вижу сейчас его лица, но почему-то уверен, что он улыбается: искренне, по-доброму. И поэтому кладу руки ему на спину, сжимая в руках ткань рубашки.

- Сам ведь знаешь, - шепчет он мне в шею. - Ты-то был тут.

От близости Каору у меня по коже не бегают табуны мурашек, сердце не танцует латиноамериканские танцы, а язык не застревает в вязкой жиже замешательства и смущения. Рядом с ним я чувствую гармонию - такую, какую искал, наверное, всю жизнь.

Я не хочу терять его и это ощущение единства снова.

Потому что мне неважны его прошлое и страшные секреты, неважно, почему вспомнив все, он несколько дней боялся взглянуть мне в глаза, неважно, почему хотел задержать здесь. Потому что можно начать все с чистого листа и оставить «Еву» - банку с консервами - позади.

- Если ты уйдешь из театра, ты не исчезнешь?

- Не думаю, - Каору утыкается носом в мои волосы и говорит оттого немного невнятно. - Разве что я чуть-чуть повзрослею на вид. Не пугайся этого, ладно?

Киваю, и он гладит мое плечо, и спину, и шею, и боится отпускать из объятий, и похож он сейчас отчего-то на пятнадцатилетнего мальчишку в белом халате. И я поднимаю его за руки.

Скрипки наши лежат на столе, и они - единственное, что сейчас нужно. Кроме документов, естественно.

Я не оставляю записки, Каору тоже. Ребята сами разберутся.

А если нет, будет лестно значиться в списках пропавших - может, спустя годы кто-то заметит, что детектив, вплотную подобравшийся к разгадке исчезновений в мелком прибрежном городке, пропал и сам при загадочных обстоятельствах. И, быть может, напишет об этом роман, приплетя любовную историю в полушекспировской манере.

На улице раннее утро - или поздняя ночь.

Выходя за ворота и в последний раз кидая взгляд на горгулью, которая сейчас чуть грустно и с напутствием мне скалится, набираю номер Аски и, спустя несколько минут, слышу её сонный голос.

- Синдзи? Что тебе...

- Ты где живёшь?

- Франкфурт, это в Германии. Точный адрес могу сообщением скинуть.

- Не против, если мы нагрянем в гости?

- А, - в голосе Аски явно слышится веселье, - почему бы и нет. Решился всё-таки.

Она отключается, и я смотрю на Каору.

- Ты совсем не изменился.

Он пожимает плечами и забавно морщится, пытаясь скрыть улыбку.

А потом мы идём в только-только проснувшийся аэропорт, покупаем билеты в Токио, откуда с пересадками добираемся сначала до Берлина, а потом - до Франкфурта, где Аска и Рей без лишних вопросов подсказывают недорогой отель неподалеку от их дома. Я действительно рад их видеть, а девчонки рады за нас.

Я думаю о том, чтобы задержаться в Германии подольше. Местному симфоническому оркестру внезапно требуются новые скрипачи, и я ловлю этот падающий в руки шанс.

- Может, поднакопим денег и поступим на заочное? А то у меня ведь нет полного музыкального образования, - предлагаю я через неделю после первого концерта, пересчитывая за дверями кабинета директора свою первую зарплату. Толпящиеся неподалеку музыканты вздыхают, услышав японский, и разбредаются кто куда.

- У меня тоже, - Каору смотрит на пачку денег в руках и убирает её в карман на футляре скрипки. - Разве что на родине, я не силён в иностранных языках.

- Договорились.

Больше никогда не хочу возвращаться к работе детективом.

Иногда я вспоминаю «Еву», приезжая с гастролями в очередной старый викторианский театр, и думаю: а могла ли похожая история произойти в одном из них?

Или она была единственной?

Я стараюсь не задумываться об этом, потому что людей, добровольно забывших свое прошлое ради заточения в относительном бессмертии, мне сейчас жаль. Не потому, что они поступили слабо, или трусливо, или необдуманно - как раз наоборот. Потому что прошлое, от которого они бежали, так и осталось с ними.

Не каждый смог это выдержать.

И единственное, что у меня остается на память о «Еве» - это красные, потрепанные десятилетиями очки, и Каору рядом. Они не тянут назад.

Они ведут вперёд.