ПРАПОРЩИК ОНЦИЛЛА

В такие минуты Дамир жалел, что он не штурмовик. Тем-то легко: укрепил свой цзинь, произнес заклинание – и усталости как не бывало. А он – прись по тайге на лыжах, подбадривая себя исключительно осознанием важности задания.

Впрочем, теперь, когда немцы всерьез решили на нас напасть, штурмовикам не позавидуешь.

Окрестностей завода он достиг позже, чем следовало: солнце успело зайти. Полгода назад небо подсвечивалось бы ректификационными огнями, но теперь завод был законсервирован и над ним царила тьма. Ефрейтор скользнул на голую землю и снял лыжи. Поразмыслив, снял и ватник, оставшись в одной гимнастерке. Из заплечного мешка вынул шлем-резонатор, натянул на башку. Сначала перед глазами заплясали зеленые круги, затем стало как раньше. Ватник Дамир сунул в мешок – на освободившееся от шлема место. Лыжи закрепил между лямок, перехватил поудобнее винтовку и, стараясь зря не ускоряться, побежал в направлении морга.

Морг. Дамир сразу нацелил шлем прямо на него, но на таком расстоянии было ничего не разглядеть. А ведь где-то там — Ася. Лежит на секционном столе, такая же, какой он ее последний раз видел полгода назад – маленькая, хрупкая, не поймешь, в чем жизнь держалась. Уши застыли в состоянии трансформации – кошачьи, покрытые серой шерстью. Все остальное — человеческое; если б не эти уши, то и не скажешь, что некомата. Улыбка вымученная, но с хитринкой; глаза смотрят растерянно. Под правой грудью – едва заметная красная ямка, след пулевого ранения. Правая рука поднята над грудью, пальцы полусогнуты, словно держат что-то невидимое: из них выскользнула ладонь Дамира, когда жизнедеятельность прапорщика Онциллы прекратилась.

Семь месяцев назад.

Рядовой Ханипов сидел на кушетке в небольшой комнате где-то в недрах психиатрической лечебницы. Никто не входил и не выходил из комнаты уже более получаса, рядовой был один. Сегодня его разбудил дневальный за полчаса до подъема, передал приказ: получить из каптерки сданную в начале службы гражданскую одежду, облачиться в нее и проследовать в ждущую у казармы полуторку. С тех пор прошло почти шесть часов, однако Ханипов до сих пор не имел понятия, зачем его выдернули. Сначала больше часа трясся в полуторке, ехавшей глухими проселочными дорогами, постепенно описывая дугу вокруг города. Потом машина прибыла к воротам психушки – Ханипов подумал, что через центр города доехали бы минут за сорок. Ему уже приходилось участвовать в освидетельствовании бесноватых – занятие нудное и малоприятное, но вполне выносимое, — так что рядовой не слишком удивился. Потянулась вереница проходных, кабинетов и приемных. Везде ему задавали самые общие вопросы – имя, дата рождения, подданство и тому подобное и, записав сведения, говорили, куда идти дальше. Между делом велели дать расписку о неразглашении любых сведений, которые Ханипову сообщат. Это настораживало.

Перед каждым кабинетом приходилось подолгу ждать.

В военное ли время, в мирное, основное занятие солдата – ожидание. Ханипов полагал, что пресловутое отупение, которое, говорят, происходит с каждым за четыре года службы, и которое он уже чувствовал в себе, пусть и служил всего четвертый месяц… так вот, он полагал, что происходит это отупение именно из-за необходимости все время чего-то ждать. Служба эмпата – и вовсе квинтэссенция этого дурацкого занятия. Сидишь ты в огромной камере-резонаторе и ждешь, что перед глазами появятся зеленые точки. Обычно так проходят все десять часов вахты и ничего не случается. А если зеленые метки все же появились, значит, где-то в округе упыри шалят или еще какая нечисть, изволь рассчитать их местоположение и передать штурмовикам. Те по указанному месту выедут, нечисть повяжут, в психушку сдадут и медали за это получат, а ты сиди, дальше пространство сканируй. Нет, Ханипов понимал, что жаловаться ему, в общем, не на что. Служба эмпата – одна из самых легких, и повезло, что у него обнаружили «предрасположенность к восприятию чужих эмоциональных всплесков», встречающуюся у одного из тысячи. С другой стороны, если б не это, служить почти наверняка пошел бы не он, а старший брат. Тратить четыре года молодости на прослушивание эмоционального поля «во благо родины» было тоскливо. Демобилизация неизбежна, но она неимоверно далеко, особенно по сравнению с тем небольшим, но уже кажущимся вечностью сроком, который он успел отслужить.

Дверь заскрежетала и отворилась. Вошла девушка в брезентовом плащике с множеством карманов и застежек, худенькая, с оливково-зелеными глазами и растрепанными черными волосами.

— Привет. Тебя же Дамир зовут? – спросила она низким хрипловатым голоском, — не таким как у роковых женщин, а скорее мальчишеским. Женщины с таким голосом часто озвучивают персонажей мужского пола в мультфильмах.

— Да. Привет.

Ханипов удивился, что собеседнице известно его имя. В конце концов, он солдат, а солдат в нашей армии помнят только по фамилиям. Интересно кто она такая…

— Ася? – с удивлением спросил он, — Ася Онцилла?

— Хм, — на лице у девушки отразилось усиленное размышление, — знаешь, ты это так сказал, что я аж испугалась – вдруг я неожиданно кинозвездой стала или еще чего-нибудь этакое.

— О, прошу прощения, господин прапорщик…

Ася скорчила страшную рожу, но заговорила о другом:

— Слушай, может, хоть ты знаешь, зачем нас сюда приволокли?

До этого он видел ее пару раз на торжественных мероприятиях. Младший прапорщик Ася Онцилла числилась в роте штурмовиков, однако другие бойцы из этой роты сами видели Асю только на построениях и нескольких общих операциях. Жила она не в казарме, а в общежитии с офицерскими женами. Петро Никаноров, знакомый штурмовик, который все это рассказывал, относился к сослуживице со скептическим пренебрежением. Мол, на дело он с ней не ходил и надеется, что не придется: несерьезная она. И вообще, что она штурмовик – это еще бабушка надвое сказала: Онцилла даже цзинь свой ни разу не показывала. Может, ее держат исключительно ради пропаганды, а на самом деле девчонка ни на что не способна.

Впрочем, пропаганда выходила странная – существование Аси не скрывалось, но все же его старались не афишировать.

А не узнал ее Дамир потому, что на построениях она всегда была далеко, и прежде всего бросался в глаза маленький рост: рядом с дюжими штурмовиками Ася казалась ребенком. Сегодня, встретив ее в гражданской обстановке, он почему-то на рост вообще не обратил внимание. А сейчас убедился: он и сам невысокий, но девушка едва доставала ему до подбородка.

Для Аси попадание сюда было такой же загадкой, как и для Дамира. С утра позвонил врач и велел ехать в дурку. А ведь она добропорядочно отметилась на позапрошлой неделе.

— Ты часто здесь бываешь?

— Ну, я ж тут на учете состою. Раз в месяц приходится проверяться. Тяжела жизнь простого психа. Так что береги мозги и не едь крышечно. А то будешь как я.

Видимо, в глазах у Дамира был немой вопрос, потому что Ася вдруг встрепенулась.

— Так, ни о чем не волнуйся, сейчас все покажу.

Она встала с кушетки, развела руки в стороны и плавно двинулась к середине комнаты, прикрыв глаза и закусив губу от напряжения. В какой-то момент Дамир вдруг осознал: на том месте, где только что была Ася, ее больше нет. Как будто не было никогда. Что за…

Дамир встряхнулся. Ася снова была на месте. И снова ее нет. Снова есть. Снова нет. Момент исчезновения отследить было невозможно: просто, в одно мгновение Ася была в комнате, а в следующее отсутствовала.

Дамир догадался посмотреть на пол. В те моменты, когда Асиных сапог не было, на их месте стояла серая кошка – маленькая, тощая, скорее, даже котенок. Рядовой уставился на котенка, а тот, заметив это, теперь и не думал возвращать вместо себя девушку. Запрыгнул на стол, прошелся по нему, лег у окна, перекатился с боку на бок в солнечном свете.

В следующее мгновение за столом сидела Ася.

Вспомнилось что-то из уроков физики на пятом году медресе, скрипучей, навевающей сон диктовкой Альяс-хакима: «Хотя оборотничество или, по-научному, малеболгия официально психическим заболеванием считается, но это только потому, что оборотней удобно в психбольницах лечить. Нам же следует воспринимать малеболгию с точки зрения современной физики. Например, хулицзинь — это не человек, умеющий превращаться в лиса. Тем более, не лис, умеющий превращаться в человека. И даже не полулис-получеловек. Он одновременно и человек, и лис, и свойства обеих этих сущностей может проявлять. В том числе, одновременно. А вот какие именно — это от ситуации зависит».

— Ты некомата…

— Хроническая, да, — Ася усердно закивала.

— Слушай, а одежда…

— Что, думал, меня голой увидишь, развращенец? – произнесено было столь дежурным тоном, что Дамир понял: эта реплика у Аси давно заготовлена, — не волнуйся, там смотреть все равно не на что. А плащец вместе телом в астрал улетает.

Дамира осенило:

— Слушай, а ведь это, наверно, секретно, что ты такая.

— Совершенно секретно, да, – Ася снова усердно закивала.

— И что теперь? Ну то есть, ты же мне показала…

— Сказали, тебе можно. Ты записулю о неразглашении подмахнул?

— Да.

— Ну вот и отлично. Слушай, ты это, извини, что ли. Я не хотела.

— Эээ, ты о чем? – Дамир недоуменно уставился на Асю. Взгляд у той был обеспокоенный.

— Ну, как я себя тебе показала, сидишь, словно в воду опущенный.

— А? – Дамир не знал, что ответить, — ну, я всегда такой.

— Ты веселый был.

Снова заскрежетала дверь. Вошедший был возраста среднего, роста чуть выше среднего, обладал высоким лбом, переходящим в лысину, голубыми глазами и удивительно правильными чертами лица; особенно бросался в глаза совершенно прямой нос без тени горбинки или клювоподобности.

— Здравствуйте, — негромко сказал он, — полагаю, вы – прапорщик Онцилла?

— Онцилла, да.

— А вы — рядовой Ханипов?

— Так точно.

— Отлично. Меня зовут Иван Анатольевич. С настоящего момента переходите в мое распоряжение – вот предписание.

Он показал бумажку со всеми печатями. Скользнув по ней взглядом, Дамир узнал, что фамилия Ивана Анатольевича – Серебряков, а звание – майор. Он попытался вспомнить, как надо рапортоваться в данном случае, но, похоже, устав тут был бессилен.

Видимо, размышления отразились на его лице, потому что Серебряков махнул рукой.

— Без чинов. Давайте к делу. Нам предстоит командировка. Прикрепляетесь ко мне, и мы улетаем – нужно решить вопрос, далеко отсюда. Командировка может занять до нескольких недель.

— В чем суть? – спросила Ася.

— Отвечу сперва на другой вопрос – почему именно вы. Дамир – потому, что служит всего четыре месяца и еще малоизвестен, а ты – потому что единственный штурмовик, у которого нет цзиня. Командировка предполагает секретность. Поэтому пришлось встречу в психушке устроить. Там, куда мы направляемся, никто не должен знать, кто мы. А цзинь скрыть невозможно.

Ханипов вдруг подумал, что у комнаты, должно быть, толстые стены, глушащие звук.

— И куда мы направляемся? – спросила Ася. Дамир осознал, что она серьезна – рож не корчит и странными словечками не балуется.

— В город Князепетровск, что на Урале, на теплородообогатительный завод.

Это слегка ломало масштаб момента. Дамир успел нафантазировать чуть ли не шпионское задание, но ехать предстояло в мирное захолустье.

— На заводе происходят странные вещи. Рабочих находят мертвыми, со следами, характерными для нападения демонов или бесноватых. Сами знаете, от Князепетровска до ближайшей злопазухи– тысячи верст. Видимо, некоего демона не пойми как туда занесло. А опыта борьбы с ними у тамошних эсбешников, сами понимаете, нет. Так что разбираться придется нам.

Теперь.

До морга оставалось совсем немного. Там по-прежнему было все спокойно. Уже удавалось различить метки отдельных людей в помещении и рядом. Дамиру эти метки совсем не нравились. Они напоминали метки бесноватых – и вместе с тем эти люди находились в здравом уме и твердой памяти. Двое шли по улице, невдалеке от стены морга, еще один находились внутри здания. Очень повезло, что среди них нет ни одного эмпата – иначе Дамира бы уже обнаружили.

Кто же они такие? Неужто немцы ухитрились забросить диверсантов в столь глубокий тыл? После мессершмиттов в небе над Уралом – вполне возможно. Но зачем?

Шесть месяцев назад.

Дамир выглянул из кузова рентгеномобиля. Снаружи оставался единственный щуплый мужичок.

— Проходите.

Мужичок поднялся в кузов.

— Фамилия?

— Кляшев.

Ханипов без труда нашел эту фамилию: в списке сотрудников третьей энергоцентрали неотмеченных было всего четверо.

— Последний на сегодня?

— Вроде бы да, — пожал плечами рабочий.

— А где Наумов, Богданов и Селиванов?

— Наумов болеет. Богданов с Селивановым «на фиг надо» сказали.

Так, этих троих берем на заметку.

— Пусть в любой день до конца недели приходят. Несознательный у вас народ: вчера вторая энергоцентраль проходила, так там все на месте были. Вы же энергетики, со сверхтеплой водой работаете, риск туберкулеза втрое повышается.

— Мне это зачем говорить? Я-то здесь.

— Тоже верно. Раздевайтесь по пояс, становитесь вон туда, — Дамир указал на рентген-установку, а сам пошел к пульту управления. Пульт находился в экранированной каморке метр на метр величиной. Одновременно в нее был встроен мощный эмпатоскоп. Флюорография – славное достижение современной науки, а главное — идеальное прикрытие для прослушивания чужих мозгов.

— Не дышите! – скомандовал Дамир и включил установку.

Что у Кляшева с легкими – будет ясно завтра, но уже теперь Дамир мог сказать, что в плане малеболгии тот совершенно нормален – не оборотень и не бесноватый.

— За результатом обращайтесь послезавтра на проходную.

Отпустив Кляшева, Ханипов вздохнул с облегчением: на сегодня прием окончен. Каждый раз, принимая очередного сотрудника, Ханипов боялся, что это именно тот, кого они ищут, и что он разгадал их замысел. Потому Дамир всегда торопился спрятаться в экранированной каморке – это давало ощущение безопасности. За месяц через кузов рентгеномобиля прошли три четверти сотрудников завода— руководство, рабочие, технологи, обслуживающий персонал, — но пока ничего подозрительного обнаружено не было. У Ханипова потихоньку рождалась надежда, что не найдется вовсе никого подозрительного. В то же время он понимал: страх страхом, но упыря надо как-то отыскать и обследование – самый легкий и перспективный вариант.

Дамир занес Наумова, Богданова и Селиванова в список отказников. Такими они с Асей занимались по выходным. Выяснив их адрес, подъезжали и обследовали индивидуально: Дамир сканировал ментальное поле, Ася кошкой лезла на подоконник и смотрела что к чему. Кстати о кошках. Дамир выглянул наружу. Никого из рабочих уже не осталось на пустыре за корпусом заводоуправления, где был запаркован рентгеномобиль. Но Ася была тут: семенила вдоль теплотрассы, покачивая хвостом. У Дамира потеплело на душе, он поманил ее в машину. Кошка повернулась и подошла к трапу. Дамир взял ее на руки и занес внутрь.

— Ну нельзя так делать! – поприветствовала его Ася. Она приняла человеческое обличье, едва Дамир затворил дверь, — всю конспирацию ломаешь.

— Ты о чем?

— Нельзя меня подзывать. Представь, как со стороны выглядит: кошенция в двадцати метрах от тебя гуляет, ты ей делаешь раз-раз ручкой, и она вдруг идет к тебе, ни капли не боясь. Это ненормально: кошенция дикая, ты с ней на брудершафт не пил, чтоб в доверительных отношениях состоять. Подозрения может вызвать.

— Извини, — Дамир подумал, что идти в вагончик кошенцию никто не заставлял, но решил оставить мнение при себе. Он налил чая из термоса и передал Онцилле.

В своем мешковатом одеянии – с тонкими ручонками, выглядывающими из широких рукавов, спрятанная среди складок войлока — Ася казалась еще меньше, чем была на самом деле. Она взяла чашку в обе ладони и сделала большой глоток.

— Проехали. Просто, не делай так больше. Как день прошел?

— Плюс трое в список. У тебя?

— Ничего интересного. Скучная у меня жизнь.

Ханипов полагал, что жизнь у Аси поинтересней его собственной. Он был прикреплен к рентгеномобилю, а девушка гуляла сама по себе. В этом заключался ее метод расследования: лазить по закоулкам Завода, высматривая подозрительное. В чем заключался метод Серебрякова, Дамир толком не знал. Командир то встречался с заводским начальством, то пропадал незнамо где, а то и вовсе валялся весь день на диване, размышляя о своем.

Полчаса ушло на составление протокола. Дамиру было достаточно перечислить отказников, Асе требовалось подробно описать свои похождения. С формулированием впечатлений у нее было туго, так что протокол писал Дамир, стараясь выделить в рассказе Аси наиболее значимые моменты.

Когда с писаниной было покончено, настало время поговорить о приятном.

— Ну что, в киношку когда пойдем?

— Я звонил в горкино, сеансы в субботу в двенадцать и в воскресенье в двадцать один.

— Хочу в субботу, хочу в субботу, хочу в субботу!

— Нам в субботу девять человек проверить надо.

— Пфф! – Ася возмущенно шикнула.

И как в ней это уживается? То просвещает относительно конспирации, то ставит кино впереди дела. То есть, кошку подзывать нельзя, а тут нормально, что господин фельдшер в кино пойдет с дамочкой, которую до этого в городе никто не видел.

И все же он ей восхищался. Из обрывков фраз, манеры поведения, отношения к вещам Дамир догадывался, что детство у Аси было не слишком радостным. Сначала – жизнь у матери-оборотня, настоящего оборотня с четвертой стадией малеболгии, когда уши и хвост остаются даже в человеческом обличии, а убийство людей делается подобным очередному уколу для морфиниста. Потом – карательная операция и тетя Лена – женщина-штурмовик, подобравшая Асю и отстоявшая ее от психушки. Дамир подозревал, что именно она продавила идею: попытаться сделать из порождения злопазухи борца с нечистью. Сила оборотня – природная, она не нуждается в таком грубом механизме, как цзинь. Конечно, Ася не умеет творить заклинания, зато обладает высокой скрытностью и может использовать в бою способность перекидываться за две микросекунды. Большую часть Асиной жизни составляли тренировки по управлению своей силой.

Порой Ханипов думал, что жизнерадостный нрав боевой подруги – напускное; средство расположить к себе людей, показаться безобидной и несерьезной. Не может человек с тяжелой биографией так легко относиться к жизни. Но чем больше он общался с девушкой-штурмовиком, тем сильней ему казалось, что она искренна в каждом своем словечке. Порой, уровень счастья мало зависит от объективного благополучия — это он понял по тому, какую дикую эйфорию вызывали у него простые и скудные радости, изредка перепадавшие в армейской жизни.

Раздался условный стук – смутно знакомая Дамиру мелодия, которую всякий раз выбивал кулаком по двери Иван Анатольевич. Дамир впустил начальство в вагончик. Начальство флегматично оглядело обстановку и стало наливать себе чай. Ася при открытии двери перекинулась, вместе с человеческим телом утащив в неведомые миры свою кружку. Вернулась, когда Серебряков прикрыл дверь. Дамиру показалось, что чаю в кружке теперь вдвое меньше.

— Сейчас придет человек, — произнес Серебряков, — вы будете здесь; выслушайте, что он скажет. Ася, перекинешься, но не прячься.

Вскоре в дверь постучали. Ася немедленно закошатилась, а Дамир пошел открывать. На пороге стоял высокий мордатый мужик лет тридцати. Дамир припомнил, что это старший технолог главного кислопровода, некто Новиков, с ударением на последний слог. При виде Ханипова лицо технолога поскучнело.

— Мой подчиненный, — кивнул на Дамира Серебряков, — должен слышать то же, что и я. Сами понимаете, важную информацию следует дублировать.

Дамиру показалось, что Новиков готов послать Ивана Анатольевича куда подальше и покинуть рентгеномобиль. Однако технолог справился с собой и кивнул.

— Какую уж важную. Так, поболтать зашел.

Он устроился на кушетке. Рядом сел Дамир, Ася запрыгнула ему на колени.

— Знаете, я, когда только приехал, все бился над внедрением новых методов. Впрочем, вам это неинтересно, — Новиков сделал паузу, будто ждал, что Серебряков скажет «нет, что вы, нам очень интересно», — важно одно: моим инициативам не давали хода. Вместе с тем, я вижу, что на заводе имеются определенные потоки. Сил, средств, материалов. И далеко не всегда очевидно, на что они направлены…

Потянулся долгий и нудный рассказ о том, что и как покупалось заводоуправлением, какие именно нерегламентные работы проводились и почему они вызывают у Новикова подозрения. Ханипов старательно запоминал все эти детали. Серебряков слушал как ни в чем не бывало, периодически задавая уточняющие вопросы. Дамир поймал себя на том, что, сам того не замечая, поглаживает перекатывающуюся у него на коленях Асю, а та самым натуральным образом мурлыкает.

Наконец, Новиков закончил излагать и откланялся.

— Спасибо, вы нам очень помогли, — серьезно сказал Серебряков, закрывая за ним дверь.

На месте, где сидел технолог, материализовалась Ася, почему-то красная как рак.

— Его измышления куда интереснее, чем могут показаться, — задумчиво произнес Иван Анатольевич, — как думаете, что делает заводоуправление?

Дамир уже немного привык, что командир использует разговоры с ними для упорядочения собственной мысли.

— Простейший вариант – просто приворовывает выделяемые средства. Еще один простой вариант: слова Новикова – пустые фантазии.

— Что ж, эти варианты отбрасывать нельзя, — Серебряков слегка улыбнулся, — а все-таки, что они могут делать?

— Раз купили бур, может, они решили рыть свою скважину.

— Весьма интересный вариант. Рядовой Ханипов, вы помните, как образуется злопазуха?

— Ну, вроде бы в горном массиве в магме реакция какая-то идет…

— Примерно так. Считается, что злопазуха зарождается из-за длительного пребывания омертвевшей органики в недрах земли – при высоком давлении и температуре, возможно, при контакте с магмой. Там происходят весьма своеобразные процессы – кое-кто их даже называет «теплорганической жизнью». Когда теплорганика выходит на свет и вступает в контакт с обычной органикой – тогда и возникают бесноватые, демоны и оборотни – он кивнул на Асю, которая после ухода технолога не проронила ни звука, — и чем древнее горная порода, тем эффект страшнее и масштабнее.

— Но ведь Урал – древние горы, — подала голос Ася, — намного древнее, чем Карпаты или Мазендаран.

— Вот-вот, это и пугает. Между тем, любая злопазуха – колоссальный источник теплорода. Тот, кто сможет ею управлять, получит сверхприбыли, о которых любой энергетический трест может только мечтать.

Дамир понимал, к чему клонит майор. Заводоуправление с самого начала расследования заняло подозрительно вялую позицию: не препятствовало, но и помощи особой не оказывало. Делало вид, будто убийства – не их проблема. Эта позиция сохранилась даже когда через неделю после прибытия сыщиков погиб заведующий вторым маслоблоком. Предположение Серебрякова давало им правдоподобный мотив так поступать. Выходит, эти ребята тайно, в обход ограничений пробурили скважину прямо с территории завода и пытаются наладить получение энергии непосредственно из уральской злопазухи. Точнее, еще не пробурили – просто подобрались вплотную и часть теплорганики проникла наверх. Когда добурятся – бабахнет на сотни верст вокруг.

— Иван Анатольевич! Да они же самоубийцы.

— Почему сразу самоубийцы? Может, надеются обуздать стихию. И не распаляйся так – мы пока гипотетическую возможность обсуждаем.

— Но если она реальной окажется – что нам делать?

— Придать дело огласке, добиться консервации завода. Скважину залить бетоном. Но это – в перспективе. А сейчас…

Над заводом разнесся тяжелый вой сирены. Гудок, извещающий об окончании рабочего дня, должен был прозвучать только через час и быть кратким, а этот никак не замирал.

— Что-то произошло, — сказала Ася.

Дамир подумал, что происшествие наверняка имеет отношение к злопазухе.

Теперь.

Дамир устроился на краю поляны, ожидая, когда оба часовых зайдут за угол и можно будет перебежать к зданию морга. Как ни странно, именно сейчас, в этот напряженный момент им вдруг овладело полное спокойствие. То, что произойдет, когда он решится – будет иметь смысл только тогда. Теперь имело смысл только прошлое и настоящее.

Есть! Оба часовых почти одновременно зашли каждый за свой угол. Дамир выскочил из-за деревьев и побежал к пожарной лестнице. Здесь было совсем холодно – градусов пятнадцать – и снег почти не скрипел под ногами. Часовые ничего не слышали – Дамир видел это по их ментальному полю.

Шесть месяцев назад.

Кляшев бросил углекислую гранату – и огненный ореол вокруг демона на глазах сжался. Демону ведь тоже нужно дышать. Без кислорода он мало на что способен.

— Кляшев! – заорал Дамир, — уходи с отсека.

Рабочий стоял насмерть. Демон неловко шмыгал из стороны в сторону, пытаясь разобраться, что ему делать без воздуха.

Позади разгоралось спасительное синее пламя цзиня. Дамир чувствовал его несмотря на то, что шлем был направлен вперед, на демона.

— Кляшев! Уходи, дурень! Штурмовики тут!

Рабочий наконец обернулся – и, увидев штурмовиков, побежал мимо них без оглядки. Правильно, пусть разбираются те, кому положено. Дамир отходил пятясь, неторопливо, не выпуская демона из поля зрения.

Штурмовик вышел вперед. Наскоро оценил обстановку. Поднял правую руку и выстрелил в сторону молнией цзиня. Молния угодила в стенку резервуара и проделала в ней дырку. Повеяло морозом – из проделанного отверстия полилась охлажденная до минус сорока градусов сверхтеплая вода. Тут уж и Дамир, развернувшись, драпанул со всех сил.

Выпрыгнул из отсека, в толпу рабочих, оглянулся. Штурмовик вышел степенно, но тут же захлопнул люк и до упора закрутил вентиль.

Сделано было умно: демон гибнет от холода при плюс семидесяти градусах, а уж при минус сорока ему точно край. Дамир направил шлем на зараженный отсек – и понял, что он стал совершенно безвреден.

Дамир снял шлем. Свежий воздух приятно холодил вспотевшее лицо. Штурмовик тоже снял шлем.

— Никаноров! – Дамир обрадованно выматерился, — До чего рад видеть!

Они обнялись. Дамир вспомнил о важном:

— Где майор Серебряков, не знаешь?

— Погиб Серебряков. Арматурой задавило.

Как обухом по башке ударило. Ханипов присел. Иван Анатольевич остался для Дамира человеком-загадкой, но от вести о его смерти сделалось по-настоящему больно.

— Это что ж получается…

А ничего не получается. План дальнейших действий рушился, стоило выдернуть из него командира. У Серебрякова, очевидно, сложилась в голове некая картина происходящего, в соответствии с которой он и принимал решения. У Дамира такой картины не было, да и всех подробностей Иван Анатольевич ему не сообщал.

Дамир побрел, не особо соображая, куда идет. Это не имело значения: зараженный цех законсервирован, а вырвавшиеся наружу порождения злопазухи уже обезврежены – тот демон был последним. Оставалось еще двое или трое бесноватых, но те не решатся нападать в толпе.

Дамир думал о деле – это помогало отвлечься от потрясения. Иван Анатольевич хотел придать всю эту историю огласке, добиться законсервирования завода. Но что теперь смогут сделать они – рядовой эмпат и состоящая на учете в психбольнице штурмовичка? Дамир вдруг осознал, что его сказочная командировка закончилась. Не будет больше рентгеномобиля, не будет походов в горкино, а будут казарма, плац и десятичасовые вахты. И с Асей он не сможет видеться так часто и запросто.

Надо найти Асю, понял Дамир. Когда началась заварушка, несчастный майор велел ей обернуться кошкой и попытаться проникнуть в закрытую часть заводоуправления – авось, удастся, пока все заняты демонами и бесноватыми. Где же она теперь, надо ей все рассказать.

Дамир побежал к заводоуправлению, на ходу застегивая шлем. Он еще ни разу не смотрел в Асино ментальное поле, но почему-то был уверен, что сразу ее узнает. Так и вышло. Штурмовичка шла по переходу, соединявшему заводоуправление с железнодорожным ангаром, где обогащенное теплородом топливо заливали в цистерны. Недолго думая, Дамир сразу побежал в этот ангар.

Когда он зашел внутрь, Ася уже шлепала по галерее, проложенной над железнодорожными путями. Дамир помахал ей рукой и начал взбираться по лестнице.

Ментальное поле девушки было слегка напряжено – она имела нечто важное в мыслях, собиралась сделать что-то, имевшее для нее большое значение. Вместе с тем Ася была спокойна и даже весела.

Дамиру вдруг подумалось, что он поступает некрасиво, глядя на нее через шлем. Он свернул его набок, и штурмовичка выпала из фокуса.

Фокус переместился на противоположную стену ангара, туда, где быть не могло никакого ментального возмущения. И тем не менее перед глазами у Дамира тут же возникла насыщенная зеленая клякса.

«Бесноватый!»

Ханипов замер. Бесноватый попал в фокус случайно и теперь мог выпасть оттуда при любом неосторожном движении, даже при повороте головы. Где же он находится?

Бесноватый попался необычный. Чаще всего они перемещаются бесцельно, стремясь убить все, что встречается у них на пути, но этот, похоже, имел четкий план действий. А еще у него, кажется, было оружие. Огнестрельное. И он собрался его применить.

— Ложись! – проорал Дамир что было мочи.

Крик утонул в грохоте выстрела. Ася дернулась и выпала из поля зрения.

Дамир в два прыжка взобрался на галерею и лег ничком, уткнувшись носом в пол. Не поднимая головы, как-то ухитрился выхватить револьвер, снять с предохранителя и, подняв правую руку, сделать несколько выстрелов в направлении ментальной активности. Впрочем, активность спускалась по лестнице, убегала. Дамир позволил себе оглянуться на штурмовичку.

Ася лежала навзничь, удивленно глядя мимо Ханипова и беспокойно хрипя; с губ стекала кровь, по правому боку разливалось вишневое пятно. Уши застряли в кошачьем состоянии, в остальном она выглядела как обычный человек. Дамир подбежал к ней и сел рядом на колени.

Бисмилла, что делать-то надо, когда легкое пробито?

Ася судорожно хваталась за пальцы Дамира. Он в который раз поразился тому, какая она на самом деле маленькая и худенькая, травинкой перешибешь, не то что крупнокалиберным.

— Не кашляй, тебе нельзя. Вроде бы. И не перекидывайся. Тоже нельзя.

Ася замолчала, сжав губы. Теперь вместо крови изо рта, у нее потекли слезы из глаз. Хрип стал тише, а затем сменился мурлыканьем. Дамир знал, что Ася теоретически может мурлыкать даже в человеческом обличье, но ни разу прежде этого не слышал.

К ним уже бежали.

Теперь.

Дамир поднялся на крышу и через разбитое кем-то до него слуховое окно спустился на загаженный голубями чердак. Теперь надо было вспомнить, что где. Здание разделялось на несколько отсеков, сменявших друг друга, если двигаться вдоль фасада: административная зона, раздевалки с душевыми, предсекционая, секционная, трупохранилище. Хладогенератор располагался на третьем этаже, над трупохранилищем и под чердаком. Передатчик должен быть недалеко от тела Аси, а она лежит в отдельной каморке рядом с хладогенератором, предназначенной для полной заморозки тел. Но этот отсек герметичен, с чердака туда не спустишься.

Нужно было идти через административную зону. Когда заметят следы на снегу – поднимут тревогу. Дамир еще раз посмотрел ментальное поле. Караульные сейчас были на стороне, противоположной пожарной лестнице, и о чем-то разговаривали. Похоже, их сюда отправили исключительно для порядка, а нападения не опасались. Еще один сидел в ординаторской, в административной зоне. Один был слегка раздражен – видимо из-за того, что приходится просиживать штаны на отшибе.

Дамир в любой момент мог выломать люк и спуститься в административную часть – заперто было на хлипкий замок. Но сидящий в ординаторской это мигом услышит – и фактор внезапности будет утерян. Единственное, что приходило в голову – дождаться, пока часовые заметят следы и вызовут командира из кабинета, тогда быстро спуститься, пока его нет, пройти в хладогенераторную, дать сигнал бедствия и забаррикадироваться. Идея была не из лучших, прямо сказать – отвратная была идея, но ничего другого Дамир придумать на мог. Он сел рядом с люком, готовый в любой момент броситься вниз.

У него появилось время, чтобы поразмыслить над происходящим. Ради чего немцам устраивать экспедицию в глубокий тыл будущего противника? Ханипова прошиб пот. Злопазуха! Ее ведь даже бетоном заливать не стали, просто закрыли цеха и огородили завод колючей проволокой. Часть ограды располагалась прямо за моргом, но в темноте ее было не разглядеть. В любом случае перекусить заграждение не составляло труда. Диверсанты могли легко проникнуть на завод. И – что?

Как вскрыть древнюю злопазуху Дамир представлял смутно. Наверно, надо запустить бур и углубить скважину еще метров на двадцать. Или просто подорвать дно скважины взрывчаткой. И тогда – край. Весь средний Урал накроет потоком нечисти, миллионы людей погибнут. Встанут десятки заводов, производящих танки, самолеты, топливо. Диверсия выходила просто чудовищная.

Надо успокоиться. Не накручивай себя. Что там со скважиной – это, как сказал бы Никаноров, еще бабушка надвое сказала. Делай то, что должно делать теперь, а что там дальше – видно будет.

Шесть месяцев назад.

Было до жути неправильно – живую лечить в морге. Но что поделаешь – медпункт разгромлен демонами и бесноватыми, а до больницы ее бы не донесли. В промзоне с ее вонючим дымом не было смысла устраивать лечебницу для живых, а вот патологоанатомическое отделение разместили именно там.

Над Асей колдовала хмурая патологоанатом, на которую вдруг свалилась необходимость лечить живого человека. Ася не могла произнести ни слова, только хрипло мурлыкала. Вцепилась судорожно в ладонь Дамира и ни за что не отпускала.

Ханипов смотрел на боевую подругу не отводя глаз. Внутри у него что-то провернулось, да так и замерло, не давая ни дышать, ни говорить. Билась о стенки черепа ошалевшая мысль «ведь я в нее втрескался, ведь я в нее втрескался». Почему он не понял раньше? Все вышло просто и глупо — тогда эта идея показалась бы слишком простой и оттого неправильной, неуместной.

Бегло осмотрев Асю, врач вынесла вердикт:

— Кровотечение легочное. Если не применить цзинь – отпущаеши через час-другой.

Дамир оглянулся на Никанорова.

— Я не врач, — раздумчиво произнес тот, — меня не учили операцию делать. Только кровь откачать могу.

— Так откачивай! – крикнула патологоанатом.

Никаноров дернул головой. Протянул руку и от нее побежали к Асиной ране синие искры.

— Слушай, – сказала вдруг доктор хищно, — а заморозить ты ее можешь?

— Заморозить могу. – Никаноров обернулся к Асе и пояснил, — то есть так, чтоб без кристалликов льда. После разморозки снова оживешь, такая же как прежде. Пока будешь заморожена — хороший врач приедет, сделает операцию с применением цзиня.

— Там правда очередь лет на десять, — заметила врач, — но это не страшно. Пока заморожена — стареть не будешь.

Ася кивнула одними веками.

— Начинаем прямо сейчас, — деловито сказала врач, — волоките ее на ледник. Контролировать процесс буду я. Ты, штурмовик, — поверх моих слов даже не придумывай что-то сделать. Эмпат – сиди рядом пока, морально поддерживай.

Врач начала колдовать над хладогенератором.

— Только помните – как мы ее заморозим, нужна будет полная неподвижность до самой операции. Даже на сантиметр не сдвигать. Поэтому лежать она будет прямо тут.

— Но ведь… — начал Дамир.

— Никаких но. Или так, или конец.

Дамир глянул на Асю. Та вроде бы не протестовала.

— Сейчас одежду резать буду, — предупредила врач, примериваясь ножницами к Асиной куртке.

— Хорошо, я выйду, — Дамир повернулся к Асе, — все будет хорошо…

Ручонка некоматы судорожно сжалась вокруг его пальцев. Глаза бегали панически от Дамира к двери.

— Хорошо… — сказал он, — я останусь.

Патологоанатом пожала плечами и начала резать куртку.

В комнате становилось все холоднее, мурлыканье Аси делалось все тише. Рука ее была холоднее льда. Онцилла судорожно сжала ладонь Дамира и потянула ее вперед, вдоль своего тела. Ханипов не мог понять, что она делает. Ася волокла его ладонь поперек торчащих ключиц, по ребрам, к правой груди. Груди у нее были хоть и маленькие сообразно телосложению, но вполне выраженные с крупными темными сосками. Под правой краснела рана, казавшаяся мелкой незначительной царапиной: лишнюю кровь откачал Никаноров с помощью цзиня. Дамир посмотрел в лицо некоматы. Она улыбалась – вымученной, но хитрой улыбкой. Тонкие губы сложились в нее, не обнажив зубов. Глаза тоже улыбались, но с каждой секундой делались безжизненней и неподвижнее. Мурлыканье прекратилось, и рука девочки застыла.

Надо было высвободить свою, а то примерзнет. Если бы он ее поцеловал, примерз бы губами. Так и осталась Ася лежать тут – живая среди мертвых, с открытыми глазами, неестественно согнутой правой рукой, пальцы которой сжимали воздух на месте выскользнувшей ладошки Дамира.

Теперь.

Последние полгода время тянулось медленно и ничего не происходило. Ханипов вернулся в полк; служба шла своим чередом. Ему даже налепили присланную по разнарядке юбилейную медаль, как наиболее отличившемуся среди полковых эмпатов. Об Асе не приходило никаких новостей – она лежала, морг стоял, завод простаивал. Дамир свел знакомство с той самой тетей Леной, то есть, с полковником Еленой Парубковой, — а полковник-штурмовик будет поважнее иных генералов. Их встреча, слишком доброжелательная для допроса, но слишком напряженная для дружеской беседы, кончилась тем, что полковник поблагодарила эмпата за информацию и пообещала приложить все усилия, дабы ускорить операцию для Аси, а Дамира держать в курсе дела.

Международная обстановка накалялась.

Два дня назад события понеслись сметающей все лавиной. Мир захлестнула чехарда ультиматумов, мобилизаций и особых положений. Офицеры переселились к солдатам в казармы. Медицинские учреждения перешли в режим военных госпиталей. Воспользовавшись ситуацией, Парубкова каким-то непостижимо хитрым образом выбила внеочередную цзинь-операцию для Аси – ее провел все в том же морге знаменитый профессор Семеновский. Теперь Ася медленно размораживалась и в течение нескольких дней должна была прийти в себя. Как раз нынче утром полковник тетя Лена позвонила в дамировскую роту и, вызвав его к телефону, сообщила это известие. И еще одно сказала: законсервированные цеха – стратегический объект и туда сегодня же будет направлен дирижабль с отрядом штурмовиков и эмпатов, а Дамир уже приписан к этому отряду.

Радость Ханипова не поспевала за чередой известий и отодвигала на задний план тревогу, связанную с зыбкостью положения. На середине пути до Князепетровска связь с заводоуправлением неожиданно пропала, а когда до места назначения оставалось каких-то пятьдесят километров, на горизонте показались…

Есть! Человек в ординаторской встал из-за стола и направился в коридор. Дамир поискал шлемом часовых, но те по-прежнему были на противоположной стороне здания. Еще раз приглядевшись к ментальному полю человека в здании, он понял, что тот просто идет по большой нужде. Это было как нельзя кстати. Уборная находилась на первом этаже; треск взломанного люка оттуда почти наверняка не слышен, а даже если и слышен – с толчка мгновенно в бой не пойдешь.

Дождавшись заветного мгновения, Дамир выбил люк одним ударом. Спрыгнул на пол как можно мягче и по-кошачьи побежал в хладогенераторную.

Все двери на его пути легко открывались.

Три часа назад.

Дамир был уверен, что видит свою смерть. Огненный шар пронесся от Мессершмитта, скользнул вверх и глухо ударил в корпус дирижабля. Гондола вздрогнула – но и только.

Дамир не понимал, почему аэростат не обратился в огненный шар. Не понимал, когда командир проорал «Ультразвук!». Не понимал, когда ультразвук включился и метки пилотов Мессера взорвались огнем нестерпимой боли. Оба пилота были веспертилами и теперь лихорадочно перекидывались в летучих мышей и обратно. Бесполезно. Двести децибел и пятьдесят килогерц – не шутки. Оставшийся без управления Мессершмитт свалился в штопор и рухнул на тайгу. Дамир все еще не понимал.

Понял, когда сверху открылся люк и газовщик прокричал нелепым писклявым голосом:

— Восьмая камера пробита! Идем на посадку!

Аллах милостивый, господь всех миров, благослови Америку! На пороге войны САСШ все же открыли поставки гелия ближайшему союзнику.

Сели на заснеженную поляну. Командир дирижабля пересчитал выживших. Итог был неутешительный: из восьми штурмовиков семеро погибли, а Никаноров сломал ногу. До завода можно было добраться на лыжах, да только идти оказалось некому. Едва Дамир это понял, он крикнул:

— Я пойду!

— Ты не штурмовик, ты эмпат, — мягко сказал командир.

— И что? Как будто у нас есть штурмовики.

— И что толку от одного?

— В морге передатчик есть. Наш, армейский, оставили на всякий случай. Даже если заводоуправление занято, за моргом никто не следит, до туда слишком далеко.

В общем, командир согласился. Дал лыжи, а Никаноров пожертвовал винтовку. Раненого штурмовика уже приставили к полезной работе – чинить простреленное радио. Радист показывал контакт, который следовало замкнуть или разомкнуть, а Никаноров применял соответствующее заклинание. Голубые огоньки цзиня выскакивали из его пальцев и ныряли вглубь трансмиттера. В нужной точке они обращали проводник в диэлектрик или наоборот.

Теперь.

Дамир почувствовал, как по щеке стекает слеза. Этого с ним не случалось уже лет семь, с младших классов мактяпа. Раньше даже в минуты сильного горя глаза резало, но слез не было.

Ася лежала на секционном столе, там же, где он ее оставил. Только теперь обе ее руки покоились вдоль тела: Ася уже разморозилась, только в сознание не пришла. А ведь он успел забыть, насколько она красива.

По внезапному наитию Дамир приник к лицу Аси и обнял ее губы своими. Ее губы были прохладными, мягкими. И спустя совсем немного ответили.

Мгновение остановилось. Дамир растворился, но продолжал видеть все вокруг. Дамир чувствовал ментальное поле птицы, пролетавшей над крышей морга и мысли бесноватого, который крался по коридору с автоматом наготове. Он почти добрался до двери в хладогенераторную. Его звали Себастиан Кнобель и он собрался стрелять.

Дамир отпрянул от Аси, перекатился и всадил очередь в приоткрытую дверь хладогенераторной. Тело снаружи вскрикнуло и упало. Дамир подошел к нему и понял, что попал в сердце. Часовые снаружи встрепенулись и побежали вокруг дома. Пока им казалось, что непонятное происходит снаружи.

Дамир оглянулся на Асю. Та лежала на столе для вскрытия трупов чуть приподняв голову, и удивленно хлопала глазами.

— Ты в порядке? – глупейший вопрос, но какой еще задавать?

Ася говорила еле слышно, а у Дамира заложило уши от стрельбы. Но все же он понял:

— Ты не постарел… Какой год сейчас…

— Тот же самый. Тебе экстренно операцию сделали.

Часовые топтались возле пожарной лестницы, пытаясь разобраться, что к чему.

— Что происходит…

— Диверсанты. Хотят злопазуху взорвать.

— Нет никакой злопазухи… Все обман… Заводоуправление… Подкуплено немцами… Они создали видимость… Хотели закрыть завод… Лишить нас топлива… Свезли нечисть из Чехословакии… Я не успела сказать…

Осмысливать новость времени не было: часовые наконец додумались, что неладное – в здании морга. Только вместо того, чтобы пойти через дверь, они полезли по лестнице на чердак.

Дамир велел Асе никуда не уходить, а сам пошел навстречу бесноватым.

«Все, застряли вы, — почти ласково думал он, перезаряжая винтовку — теперь не пройдете, хоть сдохните. Каждого лично пристрелю».

Но убивать больше не пришлось – возникла другая идея. Спустившись на два пролета по лестнице, Дамир привлек внимание часовых топотом, заманил в трупохранилище, а сам, улучив момент, выбрался наружу и дернул похожий на стопкран красный рычаг. Рухнули переборки, замуровав бесноватых внутри. Морг ведь и на эпидемию смертельно опасного вируса был рассчитан.

Теперь нужно было найти передатчик. В хладогенераторной его не оказалось. Дамир с Асей –та смогла пройти по коридору, поддерживаемая ефрейтором – добрались до ординаторской и обнаружили его там. Заодно Дамир дал некомате обнаружившийся там белый халат. Та тут же в него закуталась, густо покраснев – будто только теперь вспомнила, что все это время была обнажена.

— А знаешь, — серьезно сказала Ася; голос у нее был уже нормальный, — за меня еще никто никогда не сражался. И не убивал, — она посмотрела ему в глаза, но, не выдержав, улыбнулась, — может, я кинозвездой стала, пока ледышкой была?

— Оставь иронию отжившим. Нам рано предаваться ей.

— Бука, — Ася показала язык.