ЧАСТЬ ПЯТАЯ

КОЛЛАПС

Глава 43

Маски и лица

Когда Акира вышел из дома Рей, было уже темно. Честно говоря, пилоту совершенно не хотелось уходить, но и оставаться в квартире девушки на ночь он не мог. Поэтому он пообещал Рей, что непременно зайдет к ней завтра, и они отправятся куда-нибудь на прогулку. Альбиноска в ответ улыбнулась и осторожно поцеловала его, будто благословляя на обратный путь.

Выйдя из подъезда, Акира огляделся. Можно было позвонить Мисато или Кадзи и попросить, чтобы его забрали. Но не хотелось выслушивать их вопросы, и уж тем более отвечать на них. Пилот Каина прекрасно понимал, что вопросы последуют в любом случае, но собирался оттянуть этот момент. Сейчас, после возвращения из филиала Рая, говорить с ними об этом не хотелось совершенно.

Акира поразился тому, как спокойно бьется его сердце. В груди до сих пор оставалось тепло, появившееся там сразу после поцелуя, но сердце, бешено колотившееся в груди во время их с Рей объяснений, успокоилось. Акира вновь смотрел на мир своими глазами. Он изменился, но в то же время и остался самим собой, поменявшись ровно настолько, насколько хотел сам. И это его полностью устраивало.

В тот самый момент, когда пилот прикидывал, удастся ли ему найти на улицах такси в такой час, из-за поворота вынырнул луч света. Через секунду пилот понял, что это – свет фары мотоцикла. И он уже знал, кого увидит через несколько секунд.

Серебристый байк притормозил, и водитель, сейчас кажущийся безликим в черной кожаной одежде, в серебристом шлеме, протянул пилоту еще один шлем, красный, и глухо сказал:

 - Надень.

Акира не стал спорить или задавать вопросы. Просто молча надел шлем, сел позади водителя и крепко обнял его за пояс. Шлем чуть скрипнул, соприкасаясь с заклепками на спине куртки, и мотоцикл, взревев мотором, ринулся вперед.

Это напоминало поездки с Мисато, только было еще лучше. Даже несмотря на то, что он не сидел за рулем, а был лишь пассажиром, Акира поймал себя на мысли о том, что ему нравится этот хлещущий вечерний воздух. Мотоцикл под ним напоминал живое существо, а молчаливый водитель казался возницей кареты, доставляющей прямиком в иные миры. Мимо проносились огни города, но пилот почти не замечал их. Он слушал рев мотора стального зверя, наслаждался встречным ветром и думал о своей любимой.

Очнулся он только тогда, когда мотоцикл затормозил у дома, где жили пилоты и Мисато. Вновь оказавшись на твердой земле, Акира посмотрел на уже знакомые окна. Обе квартиры были темны, что, в общем-то, было неудивительно. Широ и Хитоми в больнице, а Мисато Кадзи наверняка повез куда-нибудь, чтобы отвлечь от того, что Тактическому Командиру пришлось сегодня пережить. Поэтому он стащил с головы шлем и обратился к водителю, молча наблюдающему за ним.

 - Пойдем.

Стащив с головы шлем, Каору повесил его на ручку байка и молча последовал за Акирой. Они поднялись на нужный этаж, зашли в квартиру. Света Акира не зажигал, Табрис тоже не стал этого делать. Друзья прошли в комнату, освещаемую лишь тем светом, что проникал с улицы. Из-за облаков неожиданно вышла луна, что добавило в комнату света. В ее платиновых лучах севший в кресло Каору казался совершенно неземным существом, не принадлежащим этому миру.

Акира уселся напротив, и какое-то время друзья просто смотрели друг на друга. Без злобы, без подозрения, скорее с затаенным, старательно скрываемым интересом. Так смотрят лишь тогда, когда надеются найти в лице близкого человека какие-то изменения, вызванные случившимися событиями… неважно, радостными или же нет.

 - Ты признался ей, – голос Табриса звучал чуть глуховато, он не спрашивал, а утверждал.

 - Да, – не стал спорить Акира.

 - И поскольку ты задержался так надолго, я думаю, она не отказала тебе, – продолжил бывший Семнадцатый Ангел.

 - Не отказала, – ровно подтвердил пилот.

На лице Каору на миг появилась улыбка, вот только в ней не было радости. Только горечь. Совсем немного, но Акире этого вполне хватило.

 - Ты осуждаешь меня? – тихо спросил он.

Вновь улыбка, но на сей раз чуть ироничная.

 - Конечно нет, Акира, – несмотря на улыбку, в голосе Табриса иронии не было. – Я никогда не осуждал тебя. Просто… мне немного жаль. С одной стороны, я рад за тебя, что ты… что ты счастлив, но с другой…

 - Что с другой? – пилот Каина чуть подался вперед, ловя взглядом алые глаза друга.

 - С другой не могу сказать, что счастлив я, – наконец негромко произнес Каору, и в голосе его проступило легкое сожаление.

Несколько секунд друзья молча сидели в полутемной комнате.

 - Что ты хочешь этим сказать? – осторожно, точно от его слов на них мог обрушиться потолок, наконец спросил Акира.

Глаза Табриса сверкнули в лунном свете, и пилоту показалось, что там, в самой их глубине, он видит боль и отчаяние.

 - Не так уж много, Акира, – имя пилота Каина Каору произнес как-то странно, почти напевно. – Но то, что я скажу, скорее всего, тебе не понравится.

Вновь несколько секунд молчания, и Акира почувствовал, как тепло в его груди начинает понемногу пропадать, будто легкий ветерок сквозняка начинает уносить уют в комнате.

 - Мы друзья, Табрис, – наконец негромко сказал Акира. – Поэтому я постараюсь понять и принять все, что ты хочешь мне сказать.

В новом взгляде, брошенном на него бывшим Семнадцатым Ангелом, пилот с удивлением увидел боль, страх… и нерешительность.

 - Это может обидеть тебя, – тихо сказал друг, отводя взгляд в сторону. – А я не хочу, чтобы ты думал обо мне плохо…

 - Я никогда о тебе не думал плохо, – пилот постарался придать своему голосу успокаивающие интонации. – Поэтому скажи мне все то, что хочешь. Если нет – то не надо. Я не заставляю тебя.

Табрис вновь с горечью усмехнулся.

 - Такое непросто долго носить в себе… – впервые улыбка на его лице выглядела вымученной. – Ты мой единственный настоящий друг, Акира. Так что я расскажу тебе… а потом уже решай, смогу ли я и дальше быть твоим другом.

Пилоту Каина почему-то вспомнилась сегодняшняя фраза Рей.

Откровенность взамен на откровенность, Акира-кун. Я расскажу тебе свою историю… и быть может, тогда ты поймешь, что не можешь любить меня.

Как странно… И выражение лица, и голос у Табриса сейчас были похожи на Рей. В голове пилота мелькнула быстрая мысль, что, сложись их судьбы как-то по-иному, эти двое вполне могли бы оказаться братом и сестрой.

 - Честно говоря, я надеялся, что Аянами отвергнет тебя. Нет, не желал тебе этого, но надеялся, – тихо заговорил Каору, и было видно, что он с трудом заставляет себя смотреть другу прямо в глаза. – Я не думал, что она способна любить… во всяком случае, та Аянами, которую я помнил. Холодная, замкнутая, равнодушная… Я желал тебе счастья, Акира... но я сам хотел быть твоим счастьем.

Услышав это, Акира вздрогнул и замер, не отводя глаз от сидящего напротив друга. А Табрис продолжал говорить, и его тихий голос сплетался с лунным светом, завораживая душу и заставляя сердце замирать.

 - Я наделся быть тебе не просто другом, Акира. Ты немного похож на Синдзи. Вы оба хрупкие, впрочем, как и почти все Лилим. Но если его хрупкость была очевидна, то ты свою прячешь. Ты – это шар тончайшего хрусталя, запертый в бронированном сейфе. И этим ты еще больше привлекаешь меня, чем Синдзи пять лет назад. Ты… уникальнее.

Лицо Табриса, освещенное сейчас лунным светом, казалось Акире таким…  настоящим.

 - Я боюсь того, что Аянами займет все место в твоей душе, и там уже не останется места для меня. А я… я сам хотел бы занять это место Акира. Потому что… я люблю тебя…

На губах Табриса появилась почти извиняющаяся улыбка, но глаза горели страхом… и болью. И неожиданно Акира понял, чего боится друг. Того, что услышав такое, пилот Каина навсегда порвет с ним всякие отношения, и бывший Семнадцатый Ангел вновь останется в одиночестве.

Но такие, как он, как Каору, как Рей… они были другими. Всю свою жизнь они были одиноки, но все же тайно желали найти кого-то, кто лишил бы их этого. Все свое одиночество они тайно желали променять на одного, лишь на одного человека. И потому всю жизнь, пусть и неосознанно, искали его.

Акира нашел, его «одиночеством» была Рей.

Рей нашла Акиру.

А Табрис… Табрис оставался один. Он надеялся, что Акира станет тем, кто заполнит пустоту в его душе, сделает жизнь в одиночестве не лишенной смысла, станет чем-то большим, чем просто друг. Пилот понимал это с кристальной ясностью, одновременно с легким удивлением прислушиваясь к собственной душе, которую жгло почти непривычное Акире чувство.

Жалость.

Ему и в самом деле было жаль Табриса, остававшегося в одиночестве. Никакой гадливости или отвращения к другу пилот не испытывал, хотя наверное, следуя общепринятой логике, должен был бы. Но – нет. Он понимал Каору, понимал, и от того на проснувшейся душе пилота становилось еще тяжелее. Потому что точно так же он понимал, что не сможет ответить ему взаимностью.

Акира улыбнулся, глядя на друга, который застыл в кресле, словно заключенный, которому должны вот-вот вынести смертный приговор, но который все же еще отчаянно надеется избежать смерти.

 - Рей никогда не займет в моей душе то место, что занимаешь там ты, – тихо произнес пилот Каина. – Мы же друзья, Табрис. Неужели ты думал, что, полюбив, я брошу своего единственного друга?

На миг Акире показалось, что в глазах бывшего Семнадцатого Ангела показались слезы, но в этом мог быть виноват лунный свет. Табрис стремительно поднялся с кресла и сделал шаг к Акире, но вдруг замер. Пилот тоже встал с кресла и посмотрел в глаза Каору.

 - Ничего не изменилось, Табрис. Ты по-прежнему мой лучший, мой единственный друг. Я никогда бы не оставил тебя одного.

Табрис вдруг быстро подошел к пилоту и, прежде чем пораженный Акира успел сообразить, что происходит, крепко обнял его.

 - Прости… – шепнули его губы у самого уха.

Разомкнув объятия, Каору быстрым, стремительным шагом вышел из квартиры. Хлопнула дверь, и секунду спустя Акира почти упал в кресло. С каким-то отстранением он слушал, как взревел на улице мотор мотоцикла, и как, постепенно удаляясь, исчез вой серебристого зверя. Сидя в кресле, пилот пытался собрать воедино разбегающиеся в стороны мысли.

Он бежал. Бежал вперед, его гнали, как дикого зверя. Он не знал, кто они, не знал, сколько их, но продолжал бежать. Потому что в глубине сознания билась одна короткая мысль.

Остановишься – и ты труп.

Поэтому он продолжал бежать, не оглядываясь, даже не глядя по сторонам. Он смотрел только вперед, на светлый прямоугольник. Что это? Дверь? Окно? Он не знал, лишь ощущение, которое называют шестым чувством, чутьем, инстинктом, как угодно, подсказывало ему, что там – спасение.

Или, по крайней мере, хотя бы небольшой шанс на него.

Легкие горели огнем, в боку нещадно кололо. Еще несколько минут, и он не выдержит. Сначала остановится. А потом упадет. И дальнейшее будет неважно.

Откуда-то из-за спины раздался смех. Ледяной, жестокий, в нем не было веселья. Только мрачное торжество.

Он постарался припустить еще сильнее, продолжая эту безумную гонку. Ног он больше не чувствовал, они словно отнялись, и только разум понимал, напоминал ему, что они двигаются. Он бежит.

Смех повторился. Теперь в нем были нотки превосходства.

Хотелось обернуться и увидеть того, кто смеется. Но одновременно это было страшно. Даже на бегу он не мог обернуться, потому что боялся. Не только того, кто смеялся за спиной, но и возможности потерять равновесие, сбить себе дыхание, споткнуться, упасть. Последнее было хуже всего. В глубине души билось стойкое ощущение, что стоит упасть – и все.

Ты даже не будешь трупом. Превратишься в нечто несоизмеримо худшее. А во что – лучше не знать.

Вновь смех за спиной. Теперь ему кажется, что тот, кто несется следом, что-то говорит. Едва слышные слова, и вновь он разрывается между тайным желанием разобрать их, и между страхом услышать, понять, о чем говорит тот, кто преследует его.

Светлый прямоугольник приблизился. Но все равно, он так далек. Добежит ли? Успеет ли? Выдержит ли?

Вновь ледяной смех, и вновь другой. Теперь неизвестный невидимка зашелся в почти безумном веселье. Этот смех можно было бы назвать полным искреннего счастья, если бы не ужас, который внушал тот, кто был способен смеяться вот так.

Такие существа не знают, что такое счастье.

 - Не убежишь… – вдруг прошелестело за спиной.

Он чуть было не запнулся, разобрав эти слова. Но все же заставил себя бежать дальше, стараться не обращать внимания на слова, эхом отражающиеся в голове.

 - Не спасешься… – вновь раздался голос преследователя, и секунду спустя – короткий смешок.

Светлый прямоугольник вдруг стал затягиваться, тускнеть. Изо рта бегущего вырвался отчаянный вопль, но бежать быстрее он уже не мог.

 - Ты опоздал… – неизвестный произнес эти слова словно у самого уха, и вновь издал короткий смешок.

Светлый прямоугольник исчез, поглощенный темной, и бегущему показалось, что он чувствует на своих плечах чьи-то ледяные руки. Он попытался стряхнуть их, быстро поведя плечами, но даже это простое движение сбило его с ритма. Правая нога подвернулась, и чувствуя ужас, стремительно затапливающий душу, он упал.

Темнота обрела плоть и подвинулась ближе. Откуда-то из мрака вынырнуло лицо, знакомое. Но… чужое.

 - Наконец-то… – прошептало лицо. – Наконец-то ты снова тот, кем был…

Хотелось кричать, но горло застыло, словно его заморозили. И в тот же миг он узнал это лицо.

 - Широ…

Тварь с его собственным лицом оскалилась в радостной улыбке.

И все поглотила темнота.